— В моем понимании? — удивился я.
— В этом мире у меня много имен — Четвертый Всадник, На Коне Бледном, Морана, Санта Муэртэ, Азраил, Угрюмый Жнец, Кали, Смерть, и еще великое множество других. Зови меня как угодно, суть от этого не поменяется.
— Так, стоп. Мы находимся во сне, и ты один из его персонажей… — сказал я, и неуверенно добавил: — Мы же во сне?
— А это тебе решать, — ответила Смерть.
— Мне решать? — не понял я. — Подожди, я знаю, что сплю. Все, происходящее вокруг, уже было. Это не может быть реальность.
— Это может быть другая плоскость. Подумаешь об этом по пробуждению. Сейчас это не имеет значения.
— Так я все-таки сплю! — подытожил я.
— Спишь. Но сон это или нет — решать тебе. Мы еще поговорим об этом.
— Поговорим? Почему ты хочешь говорить именно со мной? — я хотел спросить о другом, но путаница в мыслях породила именно такой вопрос. Надеюсь, Смерть поняла, о чем я.
— Ты сам позвал меня по имени. Ты назвал себя моим именем. И я дам тебе возможность… А сейчас — подъем!
Картинка вокруг меня закрутилась. Я успел увидеть как Антон и Вадик ведут маму, обиженное лицо Наташи, тетю Галю, наливающую пиво в охлажденную кружку. Увидел Смерть, что таяла в воздухе, но не сводила с меня глаз (в ее случае глазниц). А потом все краски закрутились, словно в детском калейдоскопе, засасывая меня куда-то в центр этого пестрого водоворота. Я проваливался все глубже и глубже, уже не понимая, стою я, сижу или лежу, не понимая где верх, а где низ. И когда я оказался максимально близко к центральной точке этого буйства красок, я открыл глаза.
Пробуждения могут быть разными. Можно проснуться от надрывающегося будильника, который хочется задушить, от первых лучей солнца, которые просочились через плотно задернутые занавески. Можно проснуться от поцелуя любимого человека и невольно растянуться в улыбке, а можно от кошмара, в холодном поту и тяжело дыша.
Мое пробуждение ближе всего было к последнему варианту, хоть вовсе и не кошмар мне снился. Я сидел на кровати и приходил в себя от реалистичности сна, и когда мне это почти удалось, в голове прозвучал знакомый голос:
— Скоро я приду к тебе, и мы договорим.
Очевидно, последствия сна…
Часы на телефоне показывали семь утра. Я встал и нервно прошелся по комнате. Сон оставил после себя неприятный осадок того, что теперь все будет по-другому. Жаль, было непонятно, что именно «все» и как «по-другому». Я набросил на себя халат и вышел на балкон покурить. Благо в квартире было два балкона. Один в гостиной, где сейчас распластавшись на диване и, наверняка, похрапывая, спит Вадя, а второй в моей комнате.
Глубоко затянувшись (странно, первая сигарета за день даже не пьянила, наверное, потому, что последняя была не так давно), я начал разглядывать улицу. Настоящая зима. Да, я знаю, что сегодня первое ноября и, по сути, осень, но это Зима. Именно так, с большой буквы. Термометр, аккуратно прикрученный за окном, показывал двадцать семь градусов мороза. Редкие люди, которым в воскресенье нужно было на работу, шли, опустив головы, стараясь сильнее закутаться в пуховики да дубленки. Какая-то женщина вышла гулять с собакой, и даже собака была в пуховике, который, судя по всему, ее не спасал. Она пробежала метров пять по сугробам, очень быстро сделала свои собачьи дела, и поджимая лапки побежала в сторону хозяйки. Женщина всплеснула руками и торопливо увела своего четвероного друга домой. Попробуйте рассказать европейцам или американцам о сибирской осени, и у них отвиснет челюсть. А если это рассказать жителю, например, Африки, то он однозначно сойдет с ума.
Я сделал последнюю затяжку и почувствовал в горле привкус подгоревшего фильтра. Поморщившись, я отправил сигарету за окно. Да, знаю, это некрасиво. Который раз зарекаюсь завести на балконе баночку под окурки, и который раз про это забываю. Хоть напоминание в телефоне делай.
Скинув халат, я улегся на кровать. Было невыносимо приятно закутаться в теплое одеяло из овечьей шерсти, после холодного балкона. Остатки сна растаяли вместе со скуренной мной сигаретой, и теперь я просто смотрел в потолок, размышляя о диалоге со Смертью. Не могу сказать, что я полностью поверил в реальность происходящего, но и отрицать это было бы ложью. Как там она сказала — «другая плоскость»?
Никаких мыслей в голову не шло. То ли это было за гранью моего понимания, то ли мозг не успел пробудиться окончательно. Еще с полчаса я пытался уснуть, но это никак не выходило. В какой-то момент я почти задремал, но растянувшаяся на моей подушке Хара во время ленивого утреннего потягивания залезла мохнатой лапой мне в глаз. А потом, словно извиняясь, начала вылизывать мне нос шершавым языком.