Мария. Сначала ты спросил меня: Мария, где ты? Я ответила, что сама не знаю, где я, и после добавила, что помню только, что мы любим друг друга. «Мария, так мы любим друг друга?» — спросил ты. — «Да, — ответила я, — мы любим друг друга, — и немного погодя уточнила: — Только по очереди. Сейчас люблю я. Сейчас моя очередь, — и ещё я сказала: — Вверх-вниз, качели любви!» В это время Кто-то быстрыми шагами прошёл ко мне в спальню и сказал: «Бабочка слетела, однако я не вижу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, сошёл с ума из-за этого. Надо посадить её на место. Вот так». Только он сказал это, как что-то острое воткнулось в меня. Я рухнула, закричав. Остальное ты знаешь.
Убийца. Боже, что я наделал! Боже, что я наделал! Надо бежать, надо скрыться!
(Бежит).
Первый голос. Мария, лежи спокойно. Я сам догоню его.
(Бежит) (Бегут)
На сцене скрежеты, шумы, какие бывают при смене декораций. (М. б., голоса рабочих сцены.) Преследуемый и преследующий долго бегут, м. б., целый акт бегут.
Ещё голос. Думаю, чем занять вас, пока они бегут и пока неизвестно, кто кого догонит. Кто кого — потому что оба они бегут по кругу. Почему они так бегут, я не знаю. Видно, иначе нельзя. Но пока они бегут, я должен чем-то развлечь вас. Есть несколько вариантов: показать вам другой спектакль или просто всем вместе посидеть в темноте, поёрзать, пошуршать или дать вам самим волю развлекать себя. Я избираю первое.
Зажигается свет. В позе бегунов, накрытые с головы до ног чёрными материями, стоят те двое. На сцене альков и ванная. Два стула. Рядом или между ними сидит японец в европейском костюме, но по-японски.
Японец. Хозяин этой комнаты — рабочий Кировского завода. Сейчас его нет дома. Сейчас он на улице, чтобы найти себе партнёршу на вечер. Вот он возвращается, и не один.
Входит японец и японка. Японка оглядывается и садится по-японски. Первый японец уходит к ванне и приседает на край её. Японец Кировского з-да разливает саке. (Японец и японка либо говорят по-японски, либо молчат вовсе.)
Японец. После недлинной беседы мужчина встаёт, роется в кармане и достаёт из него крепкую леску.
Всё, что рассказывается, происходит.
Японец. Этой леской он и душит свою собеседницу. Теперь мужчина изнасилует её. Вот он берёт её на руки и уносит в альков.
Тягостное ожидание. Японец-рассказчик время от времени заглядывает в альков. (М. б., несколько раз гасится свет, чтобы бегущие передвинулись). Наконец, из алькова выходит насильник и начинает наполнять ванну какой-то жидкостью, стоящей в вёдрах.
Японец. Изнасиловав жертву, преступник налил в ванну специально принесённую им заранее сильную кислоту — царскую водку.
Преступник идёт в альков и выносит из него обнажённый труп и помещает его в ванну.
Японец. Труп молодой жертвы должен раствориться. К сожалению, мы не можем показать вам, как это происходит. Преступник же это видит и, очевидно, наслаждается зрелищем.
Преступник стоит у ванны и смотрит в неё.
Японец. Наконец, от тела женщины не остаётся ничего достойного внимания. Женщина растворилась. На самом деле всё это происходит много дольше… Но преступнику этого мало. Он раздевается и ложится в ванну. Затем выходит из неё и вынимает пробку.
Из-за кулис выходит японка, и все кланяются зрителям: японцы и японка.
Объявляется антракт.
Гасится свет и на сцене, и в зале.
Другое действие
В зале ярчайший свет, такой, что ничего не видно, кроме него. На сцене света нет.
Бегут те двое.
Преследователь. Ты скоро выдохнешься?
Убийца. Не думаю: ведь ты собираешься прикончить меня… Хорошо бы нам достать хотя бы велосипеды.
Преследователь. У меня кружится голова от бега в одну сторону. Я развернусь.
Убийца. Хорошо. Я развернусь тоже. Или ещё лучше, сядем.
Садятся vis-à-vis.
Проза
284. Made In Night
Город — пожелтевший от времени унитаз, лицо подонка отпечаталось на всех фасадах, вентилируемый телами воздух, небесное зарево, отражённое в тротуарах, орган водосточных труб, невыносимый фальцет паровозов на товарных станциях, пропахших прелью и осенью, гибкое тело улиц и жёлтые зубы подонка, — весь город будто на тормозах, скрежеща и повизгивая, замирает на ночь.