Выбрать главу
Почему-то стальное полотно с юностью сопряжено. Провода гудят — обо мне. Поезда летят — все ко мне, как гудели и летели так давно!

Стихи, не вошедшие в книгу «ГОДОВАЯ СТРЕЛКА» **

«Уже хулили с оговоркой…»

Уже хулили с оговоркой, уже хвалили во все горло, но старость с тщательностью горькой безоговорочно приперла.
Она суммарные оценки с понятным ужасом отводит, она нас припирает к стенке, но разговоров — не разводит.
Она молчит. Стыдится, верно, поднять глаза на нас, и все же с ужасностью обыкновенной она идет, как дрожь по коже.

«В утиль меня сдали. Копейки по́ две…»

В утиль меня сдали. Копейки по́ две за килограмм. На полтора рубля. Как сдали, сложили подле всего утиля в глубине двора.
По две копейки, словно кости, словно иконы — за килограмм. А я ведь ходил когда-то в гости. А я ведь любил когда-то сто грамм.
Ну что ж: я подвержен тому же закону, которому — кости, а также иконы, на что-нибудь, как и они, пригожусь и этим, если скажут, горжусь.
И я не желаю качать права, поскольку попал туда, куда хочется: из малого круговорота — общества в огромный круговорот — естества.

«Отбиваться лучше в одиночку…»

Отбиваться лучше в одиночку: стану я к стене спиной, погляжу, что сделают со мной, справятся или не справятся?
Чувство локтя — это хорошо. Чувство каменной стены, кирпичной — это вам не хорошо — отлично. А отличное — лучше хорошего.
Будут с гиком, с криком бить меня, я же буду отбиваться — молча, скаля желтые клыки по-волчьи, сплевывая их по-людски.
Выпустят излишек крови — пусть. Разобьют скулу и нос расквасят. Пусть толкут, колотят и дубасят — я свое возьму.
Хорошо загинуть без долгов, без невыполненных обещаний и без слишком затяжных прощаний по-людски, по-человечески.

«От отчаяния к надежде…»

От отчаяния к надежде я перехожу, но не прежде, чем надежно удостоверюсь, что надежда тоже ересь, звук пустой, залп холостой — пустоты в пустоте отстой.
Слишком много чувствуем. Слишком предаемся тоскливым мыслишкам, пьем их мед, принимаем яд, между тем как дела стоят.
А дела стоят, как столбы, вкопанные посреди судьбы. А дела стоят, как надолбы, брошенные без всякой надобы.
А дела стоят, как опоры недостроенного моста, по которому очень не скоро, никогда не пойдут поезда.

«Учтя подручный матерьял…»

Учтя подручный матерьял, свой неглубокий опыт, систем я создавать не стал, а стал глазами хлопать.
Не стал я на манер газет всему давать оценки, стал безответственно глазеть то случаи, то сценки.
Не стал я создавать систем, пишу лишь то, что вижу, и с чем я был, остался с тем, не поднялся я выше.

«Мои друзья не верили в меня…»

Мои друзья не верили в меня. Мне — верили. В меня — нисколько. Не находили внешнего огня, восторга, обаяния, наскока.
Я ничего у них не взял вперед, я взял свое, как лампа ток берет,— с немедленной и точною расплатой по счетчику, а я за ним следил, чтоб и рублевки не недоплатил с любой затеи, точной и крылатой.
С меня хватало и того, что вдруг моей строкою сердце задевало, и радовался искренне, бывало, нечаянно, но от души мой друг.