— Я бы хотела встретиться с ним. Мама бы устроила большой скандал, если бы узнала. Но все же я бы хотела с ним встретиться.
— И что вам мешает?
— Он не живет там, где мы раньше жили, на Риверсайд Драйв, и его имени нет ни в телефонной книге, ни в городском справочнике.
— Попытайтесь связаться с его адвокатом, — предложил я.
Она обрадовалась.
— Кто он?
— Это человек по имени Мак или Макоули, что-то в этом роде. Да, точно, Герберт Макоули. Его контора была в Синджер Билдинг.
— Одолжите мне монету, — попросила она и пошла к телефону. Назад она шла улыбаясь. — Я нашла его. Это как раз за углом, на пятой авеню.
— Ваш отец?
— Адвокат. Он говорит, что отца в городе нет. Я пойду сейчас к нему. — Она подняла свой бокал. — Встреча через столько времени. Кто же…
Аста прыгнула и толкнула меня в живот передними лапами. Нора, держа поводок в руке, сказала:
— У нее сегодня замечательный день — она сшибла стол с игрушками в магазине «Лорд и Тейларс», до смерти напугала полную женщину, лизнув ей ногу в магазине «Сакс», а трое полицейских потрепали ее нежно за ухо.
Я представил:
— Моя жена — Дороти Уайнент. Ее отец был когда-то моим клиентом, когда она была вот такой маленькой. Он славный малый, но любит выпить.
— Я была им очарована. — Дороти имела в виду меня. — Настоящий, живой детектив. Я любила ходить за ним, просить, чтобы он рассказал мне о своих делах. Он ужасно врал, но я верила каждому его слову.
Я обратился к жене:
— Ты выглядишь усталой, Нора.
— Да, я устала. Давай присядем.
Дороти Уайнент объявила, что ей надо идти за свой стол. Она пожала руку Норе, пригласила нас зайти к ним на коктейль, сообщив, что они живут в «Кортленде», а имя ее матери теперь Йоргенсон. Я ответил, что мы будем рады навестить их и она должна навестить нас как-нибудь — мы остановились в «Нормандии» и будем в Нью-Йорке еще неделю или две. Дороти погладила собаку по голове и ушла.
Мы нашли столик. Нора отмстила:
— Она красивая.
— Да, если ты считаешь, что это так.
Она улыбнулась мне.
— А кто в твоем вкусе?
— Только такие, как ты, — долговязые брюнетки с опасными тубами.
— А как насчет рыжеголовой, с которой ты уединился в ресторане «Квинз» вчера вечером?
— Это глупо. Она просто хотела показать мне французские гравюры.
II
На следующий день мне позвонил Герберт Макоули.
— Привет. Я не знал, что ты снова в городе, пока Дороти Уайнент не сообщила мне об этом. Как насчет того, чтобы перекусить?
— Сколько сейчас времени?
— Одиннадцать тридцать. Я тебя разбудил?
— Да. Но все в порядке. Может, ты приедешь сюда? Я с похмелья и не очень хорошо себя чувствую.
— Хорошо, — скажем, в час дня.
Я выпил с Норой, которая пошла мыть голову, потом еще, после душа, и чувствовал себя гораздо лучше, когда снова зазвонил телефон — женский голос:
— Мистер Макоули у вас?
— Нет еще.
— Извините за беспокойство, не передадите ему, чтобы он позвонил к себе в контору, как только придет. Это важно.
Я обещал ей сделать это.
Макоули опоздал на десять минут. Это был большой, кучерявый, с розовыми щеками, приятно выглядевший человек, моего — около сорока лет — возраста. Он обещал стать хорошим адвокатом. Я выполнял для него несколько дел, когда жил в Нью-Йорке, и мы всегда ладили.
Мы поздоровались, похлопали друг друга по спине, он поинтересовался, как у меня дела.
Я сказал, чтобы он позвонил к себе в контору.
От телефона он отошел с озабоченным видом.
— Уайнент в городе. — Хочет, чтобы я с ним встретился.
Я повернулся к нему с налитыми бокалами.
— Что ж, завтрак может…
— Пусть он подождет. — Он взял у меня бокал.
— Все так же пьет?
— Это не шутка, — сказал Макоули. — Ты же слыхал, что в двадцать восьмом году он почти год находился в санатории?
— Нет.
Он сел, поставил стакан и слегка наклонился ко мне.
— Что хочет Мими, Чарлз?
— Мими? А, его бывшая жена. Не знаю. А она должна что-то хотеть?
— Она всегда хочет, — пояснил он сухо; подумал и очень медленно закончил: — Я думаю, что ты знаешь.
Так вот в чем дело.
— Слушай, Мак, я не занимаюсь сыском уже шесть лет, с двадцать седьмого года.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Честно! — заверил я его. — Через год, как я женился, отец моей жены умер, оставив ей фабрику пиломатериалов, узкоколейку и еще кое-что, и поэтому я оставил агентство и занимаюсь делами. По крайней мере я не хотел бы заниматься Мими Уайнент, или Йоргенсон, или как еще ее — я никогда ей не нравился, а она мне.