— Эти козлы нас провели! — ревет Флаг. — Выманили сюда, а Шинар с малышом там одни!
Я вижу, как Дженин удирает по лагерной улочке, и в моих ушах звучит вчерашнее предостережение Аша.
«Лучше бы ты опасался девиц, крепко зажатых в когтях ашаара».
55
Моя плеть клочьями обрывает шерсть с боков бедной Снежинки, ее ребра трещат под ударами бешено колотящих по ним каблуков. Нас провели, как сосунков. Баз перехитрил нас.
Мы с Флагом мчимся по вьющейся вдоль реки улочке назад, к Шинар, к лагерю царской стражи. Напротив горы Бал Тегриб через поток переброшены три моста, все они битком забиты местными жителями и притащившимися на свадьбу гостями. За рекой раскинулось широкое поле, используемое в последние дни как плац для муштры, над ним громоздится массив цитадели. Мы уже видим формирующие парадный строй подразделения. Как нам попасть туда? По мостам не проехать, а река слишком глубока, чтобы надеяться пересечь ее вброд. А если пустить лошадей вплавь, то, во-первых, животным недолго и надорваться, а во-вторых, на дальний берег не так просто выбраться. Все более-менее пологие спуски охраняются цепью постов и гвардейскими конными патрулями. Хорошо, если нас по-доброму перехватят, а не пристрелят прямо в воде, не дав даже назваться. Вот мы и вынуждены нестись полторы лишних мили к тем верхним мелям, через какие перегоняют на заречные пастбища скот.
Когда наши лошади наконец выбираются на другой берег, у них подгибаются ноги. Проселок, ведущий сторону Бактры, раздваивается, одно его ответвление сворачивает к пустоши, заросшей тамариском и окаймленной с дальнего от нас боку лачугами бедноты, а второе (южное) смыкается с трактом, соединяющим Бактру с Драпсакой. Этот тракт упирается в восточные городские ворота, которые представляют собой узкое бутылочное горлышко, всегда, в любой день заткнутое, как пробкой, людской шевелящейся массой. Страшно подумать, что там творится теперь, и потому мы забираем левее, мчась прямиком к обегающей нижний город стене. Хотя моя кобылка и вымотана, она наддает и опережает мерина Флага где-то на дюжину корпусов. Мне уже хорошо видны западные ворота, к каким отовсюду стекаются нескончаемые вереницы людей. Я натягиваю поводья, давая Флагу возможность поравняться со мной, и указываю на обвалившийся участок стены.
— Туда!
Перемахнув через низкий заборчик, мы оказываемся в лабиринте городских улочек. Но эти артерии тоже закупорены толпами разодетых веселящихся горожан. Они так счастливы, а я их всех ненавижу! Мы ищем бреши в людских скоплениях и прорываемся сквозь них дальше и дальше, будто штурмовики через вражеский стан, однако вскоре перестаем что-либо понимать. Мы сбиты с толку. Окраина засосала нас, как большое болото. Мы в ней потерялись. Куда нам скакать? Трудно сообразить, но не ждать же подсказки. Все равно не получишь. Кричи не кричи. Одно я знаю — надо держаться проулков, какие идут на подъем. Нужный нам лагерь находится на возвышении. Значит, искать его следует именно там.
Похоже, я отупел. Стал абсолютно бесчувственным, как это бывает в минуту опасности или в бою. Утирая с лица пот, я вдруг замечаю на своей руке кровь. Оказывается, у меня разбита губа, но я ничего такого не ощущаю.
Улицы становятся шире. Какие-то из них перекрыты пропускными пунктами или патрулями, но Флаг орет, чтобы нам дали дорогу, и мы прем дальше. Нельзя даже и представить, чтобы мы сейчас принялись растолковывать, почему и куда так торопимся, каждому недоделанному придурку.
В душе я не перестаю неустанно взывать к другу Стефана, к тому симпатичному офицеру охраны, который пообещал оберегать Шинар и Гиллу. Будь у меня хоть мизерный шанс до него докричаться, я своим ором поставил бы на уши весь этот поганый городок. Будь у меня хоть тень надежды внушить ему что-то усилием мысли, моя башка взорвалась бы от перенапряга.
Но мне остается лишь яростно охаживать плетью бока Снежинки, да и то потом выясняется, что я больше хлестал по собственной правой ноге. И исхлестал ее в кровь.
Каким-то чудом нам наконец удается выехать к лагерю царской стражи. Я уже вижу его, но он почти пуст, если не считать минимального караула.
Все прочие стражники, видимо, заняты на торжествах. Ноздри моей кобылы обметаны красным. Еще немного, и она просто падет подо мной. А Флаг уже спрыгнул со своего измученного скакуна и бежит рядом с ним сзади.
Мы врываемся в лагерь. Проклятье, по периметру ни одного часового! Похоже, здесь оставили одних женщин. Моя кобыла шатается, и я наконец соскакиваю с нее. Может, избавившись от лишней тяжести, она понемногу оправится? Я бегу дальше, таща ее за собой в поводу.