Но только я нашла приличный уголок и начала разминку, как кусты раздвинулись и мне явилась бесстрастная физиономия Скара. Он внимательно обозрел полянку и напружинившуюся меня, еле заметно кивнул и исчез.
— Фу–у–у! — выдохнула я с облегчением и продолжила.
Когда только на востоке появилось солнце, над садиком раскрылся не то силовой, не то стеклянный купол, конструкции которого сразу в потемках я даже не заметила.
[1] Китайский фасон длинного узкого платья с разрезами по бокам.
Глава 4
И все было хорошо и даже замечательно, пока черт не принес на эту поляну директрису.
— Так–так–так, — покачала маской эта гнусная мымра, обходя меня по кругу. — Нарушаем, значит? На колени!
Я промолчала, опускаясь на колени. А что тут скажешь, если и говорить–то нельзя?
— Третье нарушение, Три Экс тринадцать–тринадцать–тринадцать, — злорадно сообщила мне эта кикимора. Приказала выпавшим на полянку охранникам во главе со Скаром: — В комнату наказаний. Тридцать плетей! И помни: еще одна выходка, и ты у меня попадешь в зиндан. Это такая дыра в земле, где темно и не дают воды и еды. Думаю, тебе понравится.
— Пошли! — положил мне на плечо тяжелую руку Скар. — Я исполню твое наказание сам.
И что я могла на это сказать? «Ой, мама!» — мне бы не слишком помогло. Поэтому я просто поднялась с колен и неохотно поплелась за ним в комнату наказаний.
Перед тем, как поставить к позорному столбу, мне выдали черную распашонку с разрезом на спине, чтобы я, видимо, не смущала своим телом палача. А то, что тыл будет полностью открыт, никого не волновало. А вот меня эти странности беспокоили!
Ну, в общем, как время не тяни, а оголяться все равно пришлось. Осторожно ступая босыми ногами по холодному, вымощенному каменными плитами полу, я приблизилась к столбу, находившемуся посредине громадного помещения с трибунами. На которых, кстати, уже сидели встревоженными стайками воробьев молодые девушки и довольные наставницы.
— Приступай! — злорадно кивнула директриса Скару. — Пусть все видят, что мы не допускаем нарушений! А преступившая правила должна это ощутить на своей шкуре. Только не калечь ценный экземпляр, То–от!
— Да, разумеется, — кивнул охранник, за плечо подводя меня к столбу и пристегивая к наручникам, свисавшим сверху. Мои руки оказались высоко задраны.
Мужчина распахнул черное одеяние, обнажив спину и легко провел по моей спине рукой, чем–то смазывая. Потом наклонился и прошептал, практически не разжимая губ:
— Начинай кричать, как от боли, после пятого удара, если не хочешь меня подвести!
Я еле заметно кивнула, справившись с удивлением. Зачем ему это? Но со всеми странностями и непонятностями я буду разбираться потом…
Раздался свист плетки… А по спине как погладили. На всякий случай я дернулась.
— Три икса тринадцать–тринадцать–тринадцать! — заорала директриса. Да чтоб эта паскуда гадюку живую проглотила и переварить не смогла! — Начинай считать удары! Ты должна прочувствовать свое наказание! Иначе я прикажу начать все сначала!
— Один! — проскрипела я, решив не строить из себя героиню.
Снова свист и поглаживание.
— Два! — взвизгнула я, соображая, как нужно правдоподобно реагировать на боль ударов, даже если меня никогда до этого не секли. Решила, что громко и с выражением. Вернее, с выражениями.
Ну и разошлась. И даже не слегка.
После пятого я орала в голос. К десятому проклинала директрису во всех позах. К шестнадцатому перешла на всю систему и поставила ее раком. К двадцатому из зала выгнали всех студенток, чтобы я не оскверняла их слух неприличными выражениями и не учила плохому, которое быстро усваивается. На двадцать пятом ударе директриса сломалась и велела прекратить, потому что оглохла и получила слишком реальное представление о себе.
— Оттащи ее в медицинский отсек, — велела напоследок эта стерва, выскакивая за дверь, — пусть проверят на повреждения, но особо не лечат. Девке нужно усвоить свой урок.
— Слушаюсь, — спокойным голосом сказал… мой спаситель? Защитник?
В голове билась, как птица в силках, лишь одна мысль: зачем ему это надо? Вот на кой ляд ему со мной подставляться?