— Берете? — торопила Лизочка.
— Минуточку! — умоляюще сипел молодой человек и листал потной рукой страницы. Цена все-таки немалая — пятьдесят. Кто такой этот Николай М.? Даже фамилию свою предпочел оставить в неизвестности для потомков. Нынешние напористые и плодовитые авторы на такое великодушие не способны. Разве разберешься толком за те пять минут, что книга у тебя в руках, стоящая она или нет? Тут уж должны помочь интуиция, особое чутье, нюх. Но так ли она необходима, чтоб выложить за нее треть месячного оклада? И хоть бы автор по другим каким-то книгам был знаком, а как поступить, если о достоинстве сочинения приходится судить лишь по названию, издательству, оглавлению и урывкам, которые успел мельком пробежать глазами, вороша страницы? Молодой человек вернул книгу с явным оттенком сомнения, с вялым сожалением и выражением скорби на лице. Несколько покупателей тут же настойчиво востребовали ее для обозрения, потянулись нетерпеливые руки.
— Но кто он, кто этот таинственный Николай М.? — вопрошал несчастный молодой человек.
— Писатель Петр Андреевич Кулиш! — ответил кто-то из толпы.
— А позвольте-ка! — решительно перехватил двухтомник Дудин. — Отложите! Беру! — сказал он голосом человека, не ведающего сомнений. А сам уже нацелился на томик в бордовом переплете, который Константин Абдурахманович извлек из следующей пачки.
В глазах молодого человека, только что державшего в руках жизнеописание Николая Васильевича Гоголя, все еще тлеет невольное огорчение. Бродившие в нем сомнения переросли в щемящее сожаление, и он из ухарского отчаяния с ходу купил недорогой сборник «Леф», почти не разглядев толком оглавление, но привлеченный известным названием.
«Фортуна не балует вниманием скупцов, она любит людей рисковых», — говаривал Дудин и конечно же подразумевал при этом, будто сам он — широкая и щедрая натура и обласкан удачей. Он и сегодня был уверен, что удача не минет его. День складывался вроде недурненько, суля вечером многообещающую встречу. Да, сегодня удача и впрямь благоволила ему. Удача или же просто мимолетное везение? И разве везение не игра капризного и переменчивого случая, который слуга многих господ и может отвернуться в любой час?
— Константин Абдурахманович, а позвольте-ка вон ту бордовенькую книженцию, что вы отложили нечаянно в сторонку! — оживился внезапно Дудин.
— Куда отложил? Что отложил? Зачем? — взволнованно и с некоторым замешательством ответил Константин Абдурахманович. В тоне его голоса явственно прозвучали нотки задетого самолюбия, но он быстро овладел собой. — Что именно вас интересует, молодой человек? — ожег он Дудина каленым глазом и отчеканил с ледяной вежливостью: — Нехорошо, знаете ли, адресовать мне, пожилому человеку, обидный намек. Если потребуется, так я отложу себе… Поверьте, вы и не узнаете и не усомнитесь. У меня разносторонний опыт есть.
«Верю, Константин Абдурахманович, верю, — кивнул Дудин, — вы хоть и пресытились и ничем вас не удивишь, а машинально иной раз ручонки делают то, о чем и не мыслишь сознательно. Да и как вам, знатоку, хорошую книгу валить в кучу с другими?»
— Это имели в виду? — протянул ему Константин Абдурахманович «Историю кабаков в России» Ивана Прыжова.
— Нет, вон ту справа! Но и Прыжова не откажусь взять, — схитрил Дудин. И не напрасно, ибо тотчас стал ко всему обладателем весьма редкой занятной книжонки: «Замечательные русские масоны» Татьяны Бакуниной, изданной в Париже, с автопортретом Пушкина на обложке.
«Вот уж поистине не слукавишь, так не проживешь», — ухмыльнулся он, а Константин Абдурахманович, дабы замять создавшуюся неловкость и погасить на лицах свидетелей этой сцены язвительные ухмылочки, выложил на прилавок отменно сохранившийся в обложках сборник статей об Александре Крученых «Бука российской литературы». И конечно же тем самым спровоцировал небольшую драчку между поклонниками авангарда. Но не всякому московскому книжнику было в ту пору понятно горячее пристрастие западных коллекционеров к русскому авангарду.