«А ты – меня», – грустно вздохнула пестрокрылая, вспомнив, сколько лепестков облетело этим утром с куста.
Мужчина раздраженно рявкнул.
Думал – на себя. Посмеялся.
Уверенный - что над собой.
И продолжил спор.
Странный такой спор – кто заснет первым: он или Болотный огонек.
Эсме возражала перечила, испытывая странное удовлетворение от того, что Артэм сердится.
Что он ее слышит.
Ночью, во сне, порыв ветра подтолкнул уродливую зимнюю тень поближе, и она проскрипела:
– Эсме… Эсме…
Эсме вдруг узнала голос бескрылой Рессе, и будто вода нашла щель в непроницаемой раньше стене, полилось:
– Наконец-то! Ты подпустила меня и теперь слышишь. Я помогу. Научу.
Недоумение Эсме сменилось радостью. Надеждой!
– Я привела тебе человека. Я знаю, какая ты. Поэтому он – это он.
Надежда сменилась тревогой.
– Твой путь домой…
Эсме отвернулась от бескрылой тени. И провалилась в глубокий сон.
***
Расположившись у куста, человек по обыкновению отхлебнул из бутылки, и выдал очередное признание:
– Я болен. Давно. Болен душой и телом.
Эсме на миг задумалась и поняла, что не удивлена. Она уже видела недуг в бледном лице Артэма, в лужах теней под его глазами, слышала в неровном, сбивчивом дыхании мужчины, просто раньше не подумала о болезни…
– Я болен не-любовью, – продолжил он.
Пестрокрылая никогда не слышала о подобном недуге и тут же получила пояснение.
– Эта болезнь начинается в детстве и никогда потом не покидает сердца. В лучшем случае – спрячется за чувством долга или вины. А если их нет, то проделает дыру в сердце и выпустит из него все тепло. И закончится все вот этим, - человек развел широко руками, – пустотой.
Эсме слегка пошевелила затекшими крыльями, недоумевая, была ли у Тэма семья?
– А как же, – тут же сообщил он. – И мама, и папа. Только я им не был нужен.
Так не бывает, возмутилась Эсме.
В осеннем саду, далеко от дома, в другом мире, ей как никогда не хватало родных. Ворчания отца, если дочь задерживалась допоздна у подруг, пения мамы. Ее умелые руки порхали, когда она суетилась по хозяйству. Мамин дар был слабым, крылья тусклыми, зато легкое сияние исходило от ее лица и улыбки, от ласковых глаз. Разве могут мамины глаза смотреть холодно?
– Бери сразу «равнодушно». Как на пустое место. Отец и вовсе редко бывал дома. Рядом с ним я чувствовал себя тараканом, который залез в чужие вещи. Быстроногим – легко не придавишь, любопытным - так просто не прогонишь, но от которого всегда пытаются отделаться.
Эсме недоверчиво хмыкнула.
Тэм упрямо настаивал:
– От них я и заразился не-любовью. И сам никого не любил. Ни одну из моих женщин. Не верил им. Не верил себе. Боялся быть обманутым или обмануться. Провалиться в пустоту… А на самом деле я сам создавал ее вокруг себя и хранил, как самое дорогое.
«Дети?»
Артэм насупил брови, и в темных глазах сверкнула злость.
– Сын. И еще сын. Но мы совсем чужие.
Пестрокрылая изумленно помотала головой.
– Когда они были маленькими, я считал их говорящими растениями.
Оторопела от подобного признания.
– Да. Именно так я и считал. Все искал себе оправданий: вот вырастут, вот начнут говорить что-то стоящее и интересное, тогда придет мое время.
«Но почему?!»
Тэм пожал плечами.
– Меня заботили совсем иные вещи. Я мечтал стать заметным, выделиться, доказать всем, что не пустое место и достоин любви. Молчи! – приказал он воздуху перед собой. – Сам знаю, что был не прав и бежал от тех, кто любил меня просто так, какой я есть. Любил безусловно. Ни черта я этого не понимал! – Он набрал побольше воздуха и выдохнул, закашлявшись: – И... сам… ничего… к ним не чувствовал... Ни-че-го.
«Да как же так?»– Эсме больше не пыталась говорить вслух – зачем? – и возмущалась сразу в мыслях.
– Да вот так. Потом они привыкли жить без отца... Чудесного прощения, годы спустя, тоже не случилось.
«А ты пытался что-то изменить?»
– Еще бы. Разочарованные жизнью седеющие мальчики вдруг вспоминают про сказки. И неожиданно начинают думать, что чудеса еще произойдут в их жизни.
Услышав о чудесах, Эсме помахала крыльями. Но Тэм смотрел на долину, а не на розовый куст, и ничего не заметил.
– Мы совсем чужие. Моя фамилия стоит в их документах. У нас одинаковой формы носы. Глаза похожи со старшим. Младший, как и я, грызет ногти. Но ни один из нас не захотел тратить время и вкладывать усилия, чтобы заново узнать друг друга. Найти место другому в своей жизни. Понимаешь… Бывает поздно, Мелочь. Первая сказка, от которой следует отделаться как можно раньше – что все можно исправить. Нет. Бывает слишком поздно. Особенно прощать и просить прощения.