— Вот, держи.
— Мерси. — Алеся не спеша подвела губы. — Хороший тон. Мой любимый… -- она киношно выставила губы.
— Слушай, Мэрилин Монро, давай, валяй отсюда, пока я не спустил тебя с лестницы, — грубо оборвал гостью Варламов и подтолкнул к двери.
— Я понимаю, у тебя горе, — совсем не обиделась девушка, — но не убиваться же тебе теперь вечно. Все когда-то проходит, и это пройдет…
— Тоже мне философ выискался, — Варламов щелкнул замком. –- Прошу на выход.
— Можно, я как-нибудь зайду к тебе вечерком? Посидим, поговорим о жизни. Ведь теперь у нас с тобой есть общие воспоминания…
— Слушай, Алеся, ты что, не в себе? Оставь меня в покое! — Уже особо не церемонясь, он вытолкнул девушку на площадку и громко хлопнул дверью.
— Я тебе позвоню! — донеслось с лестницы, и тотчас по ступенькам весело зацокали каблучки.
-- Фу… — облегченно выдохнул Варламов и принялся укладывать обратно в сумочку вещи жены. Массажная расческа, пудреница, блокнотик, ключи от квартиры, еще один ключ… "Стоп!" Рука его невольно повисла в воздухе. " Это не наш ключ…" Он удивленно повертел находку в руках. Маленький ключик с никелированной биркой на кольце он видел впервые. "Наверное, с работы". Он повернул бирку обратной стороной. На ней четко читались выгравированные цифры “3-67”. “Точно, с работы, — решил Варламов и отложил находку в сторону. -- Нужно обязательно отнести…”
Час спустя, несмотря на отвратительнейшее самочувствие, он вышел из дома и направился в сторону Губернской торгово-промышленной палаты, в здании которой на двенадцатом этаже находился офис фирмы "Октан", в которой до последнего времени работала Настя. Вернее говоря, до того самого рокового вечера…
Варламову абсолютно не хотелось лишний раз посещать место трагической гибели жены, но привычка не откладывать неприятные дела в долгий ящик и на этот раз взяла свое.
Чем ближе он подходил к зданию Палаты, тем тягостнее становилось на душе. Взгляд его несколько раз мимо воли останавливался на окнах рабочего кабинета Насти, но он тут же опускал глаза вниз. Рисуемые воображением последние минуты жизни жены, его ужасали…
"Что произошло с тобой тот злополучный понедельник? — вновь назойливо завертелось в голове. — Решила поправить внешнюю телевизионную антенну и сорвалась? Присела по привычке на подоконник и закружилась голова? Или все-таки самоубийство? — От этой мысли у Варламова в очередной раз все похолодело внутри. — Кольцо… Почему она оставила на столе обручальное кольцо? Почему? Неужели, это все как-то связано со мной? Нет, не может этого быть!"
Он, как бы возражая самому себе, раздосадовано мотнул головой. “Я ничем не мог толкнуть ее на это. И никто меня в этом никогда не убедит”.
И действительно, никто в мире теперь, наверное, не смог бы объяснить, что же на самом деле случилось в тот поздний июньский вечер, когда Анастасия Валерьевна Варламова, тридцати трех лет отроду, каким-то образом выпала из окна своего рабочего кабинета, оставив без матери двенадцатилетнюю дочь и, сделав вдовцом, своего пышущего здоровьем мужа. Свидетелей случившегося не было –- рабочий день к моменту трагедии уже давно закончился, а город был погружен в глубокие сумерки. Версия самоубийства при этом никем не отвергалась, но всеми ставилась под большое сомнение. Настя была жизнерадостным и жизнелюбивым человеком. Это было общеизвестно.
Правда, в последние месяцы перед смертью Настю частенько видели грустной и задумчивой, но на то были свои причины. Варламов знал о них. Даже более того — был их виновником…
Поднявшись по ступенькам на террасу перед зданием, он замер. На пятачке асфальта, где десять дней назад оборвалась Настина жизнь, лежало несколько букетов цветов.
"Как же я об этом не подумал?!" — больно скребануло по сердцу.
Варламов несколько минут постоял у букетов и, поежившись, будто от холода, вошел в здание.
Поднявшись на двенадцатый этаж, он миновал несколько длинных переходов и остановился у металлической двери на которой солидно переливалась золочением табличка "АОЗТ ОКТАН".
Варламов толкнул дверь и оказался в довольно скромной по размерам, но с шиком обустроенной проходной.
— Привет начальству! — кивнул он сидящему за барьером усатому весельчаку Лопатину.