Некоторые специалисты надеялись на свою незаменимость, как профессор Преображенский в знаменитом «Собачьем сердце» Михаила Булгакова. Его весьма своеобразные медицинские услуги действительно могли быть востребованы на первых порах.
Хуже было творческой интеллигенции, которой приходилось доказывать свою новую советскую идейность представителям властей. Пару таких эпизодов с безжалостным сарказмом очевидца описала Зинаида Гиппиус в своих «Дневниках»:
«1919 год, 8 сентября. Петроград.
Всеобщая погоня за дровами, пайками, прошениями о невселении в квартиры, извороты с фунтом керосина и т. д. Блок, говорят (лично я с ним не сообщаюсь), даже болен от страха, что к нему в кабинет вселят красноармейцев. Жаль, если не вселят. Ему бы следовало их целых „12“. Ведь это же, по его поэме, 12 апостолов, и впереди них „в венке из роз идет Христос“!
X. вывернулся. Получил вагон дров и устраивает с Горьким „Дом искусств“. Вот. д.а писателя (первоклассные, из непримиримых) в приемной комиссариата Нар. просвещения. Комиссар К. – любезен. Обещает: „Мы вам дадим дрова; кладбищенские; мы березы с могил вырубаем – хорошие березы“. (А возможно, что и кресты, кстати, вырубят. Дерево даже суше, а на что же кресты?)
К И.И. тоже „вселяют“. Ему надо защитить свой кабинет. Бросился он в новую „комиссию по вселению“. Рассказывает: „Видал, кажется, Совдепы всякие, но таких архаровцев не видал! Рыжие, всклокоченные, председатель с неизвестным акцентом, у одного на носу волчанка, баба в награбленной одежде… ‘Мы – шестерка!’, а всех 12 сидит“.
Самого Кокко (начальник по вселению, национальность таинственна) – нету. „Что? Кабинет? Какой кабинет? Какой ученый? Что-то не слыхали. Книги пишете? А в ‘Правде’ не пишете? Верно с буржуями возитесь. Нечего, нечего! Вот мы вам пришлем товарищей исследовать, какой такой рентген, какой такой ученый!“
Бедный И.И. кубарем отт. д. выкатился. Ждет теперь „товарищей“ – исследователей».
Поэтому для того, чтобы избежать жилищного «уплотнения», большинству поэтов и писателей, актеров и исполнителей приходилось наглядно демонстрировать в своем творчестве «новую идейность» и одновременно искать знакомых и сочувствующих себе среди представителей новой власти.
Ставшим же «привилегированными гражданами» представителями властей выдавались специальные охранные грамоты – «окончательные бумаги», которые позволяли им сберечь не только жилище, но и то, что в нем находится, – например, свою библиотеку и личные архивы.
Часто получение или не получение этого документа совсем не зависело от заслуг и талантов человека: одному повезло, другому нет. Так, этот. д.кумент был выдан Максимилиану Волошину, а Михаил Булгаков не получил и поэтому обитал в коммунальной квартире № 50 по Большой Садовой, дом 10, где помимо писателя и его жены проживало еще 16 человек.
Непригодны для проживания
В 1921 году в столице непригодными для проживания признаны более трети – 37 % домов! Причиной такого состояния был в основном бытовой вандализм новых жильцов, которые в бывших особняках и доходных домах разбирали полы, разрушали водопровод и канализацию, совершенно не заботились о жилых помещениях, потому что это «было не ихнее…»
Одной из проблем советских коммуналок была ванная, превращенная либо в жилую комнату, в которой спали по очереди, либо в склад, и поэтому принять душ было невозможно. При этом на кухнях вода часто капала из крана, и в коммуналках были бесконечные споры, кому идти за водопроводчиком и платить ему. Это привело в конце 1920-х – начале 1930-х годов к проблемам с банями, точнее – к трудностям помыться без очереди, описанными в рассказах Михаила Зощенко.
Израиль Григорьевич Гельман, врач, специалист в области профессиональной медицины и гигиены, участник революционного движения в России, с 1919 по 1923 год заведовавший жилищно-санитарным подотделом Народного комиссариата здравоохранения РСФСР, летом 1921 года отмечал в газете «Правда», что «психологической основой этой безответственной эксплуатации и грабежа народного достояния является всеобщее чувство неуверенности в праве длительного прочного пользования жилищем. Убиты стимулы сохранения жилища, бережного к нему отношения, любви к нему. Психология обывателя осталась прежняя. Чтобы что-нибудь делать, о чем-нибудь хлопотать, надо ему быть уверенным, что он же этим в той или иной форме сможет воспользоваться».