– Черт возьми, я не могу поверить, что Дэвид спал со своей собственной сестрой… Этот тип никогда не слыхал об инцесте?
Чтобы прогнать картинку, появившуюся в моем воображении, и чтобы закрыть тему, я рассказала ей о призрачном появлении Авроры в кадре фильма «Незнакомка из Парижа». Мы начали обсуждать отрицательные отзывы, которые этот фильм получил от кинокритиков, как вдруг внезапно возле нашего столика появился Франсуа.
– Дамы! – воскликнул он игривым тоном.
– Франсуа… Присаживайтесь, пожалуйста.
Чтобы спастись от жары, он надел свой летний прикид городского исследователя, который я уже видела на нем: белые брюки, льняная рубашка и кремовая панама, прикрывающая лысеющую макушку.
– Итак, – вновь заговорил Маршадо, – мадемуазель… – он жадно охватил быстрым взглядом фигуру Сони, затем снова повернулся ко мне, – и теперь уже мадам.
Я почти забыла о том, что он присутствовал на нашей свадьбе, где я его видела лишь мельком в толпе гостей, за туманной завесой моего взора, измененного воздействием снотворного.
Сейчас Маршадо сидел прямо передо мной, и я заметила, что он успел насладиться лучами солнца, которые окрасили его лицо красноватым загаром. Должно быть, он прекрасно провел время в Бретани…
– А, точно, – воскликнула я. – Вы двое, вы ведь уже знакомы. Вы встречались на нашей свадьбе.
– Мы даже танцевали зажигательный рок-н‑ролл, – добавил Маршадо.
Соня, казалось, не разделяла его воодушевления, ограничившись утвердительным кивком и натянутой улыбкой. Я никогда не видела ее такой смущенной, почти запуганной.
Что произошло после нашего поспешного отъезда? До которого часа продолжалось празднование? Луи никогда не рассказывал мне об этом, разве только что-то вкратце, по нескольким слухам. А Франсуа рассказал мне о своей симпатии к моей подруге еще во время нашей встречи в кафе «Марли», когда он увидел ее фотографию в моем мобильнике. Возможно, в тот памятный вечер, когда он был уже свободен от своих супружеских обязательств (по крайней мере, я так предположила), он нахально приставал к Соне? Наверное, он узнал о ее прошлом в агентстве и позволил себе обратиться к ней напрямую, без церемоний? Однако это еще не худший вариант, Соня сама могла наброситься с жадностью на такой лакомый кусок…
Но, определенно, она очень изменилась. Из нас двоих за этот год я стала хулиганкой, а она пуританкой.
– Вы хотели так срочно меня увидеть, чтобы похвастаться своими блестящими способностями танцора? – поддразнила я его.
– Нет, конечно же. Я хотел вам вручить вот это.
Он протянул мне конверт из крафтовой бумаги, который я взяла, бросив на него вопросительный взгляд.
– Это оригиналы тех двух документов, которые я вам присылал в эсэмэс, – сказал он. – Семейное фото Лебурде и опись документов Эмилии при ее приеме в Сен Броладр.
После этого заявления непринужденная атмосфера, которая царила в баре, внезапно стала ледяной. Я неуверенно, почти колеблясь, открыла конверт, словно, прикоснувшись к этой печатной версии документов, тут же должна была сгореть в пламени. Наконец я достала их, один за другим. Я пристально разглядывала их некоторое время, пока Соня с любопытством смотрела на меня, затем положила обратно, не проронив ни слова.
– Вам удалось узнать еще что-нибудь о родителях Лебурде и об обстоятельствах их гибели?
– Нет, пока не было времени, – сказал он с сожалением. – Как вам известно, мне еще приходится заниматься журналом…
Он указал на покрытую мокрыми разводами обложку лежавшего на столе «Экономиста». Я пока еще не смирилась с мелким предательством Франсуа. Но это был неподходящий момент для высказывания претензий. Маршадо еще мог мне пригодиться.
– Однако, – вновь заговорил он, отпив из пол-литровой кружки, которую ему только что принесли, – я виделся с вашим другом Ивоном в Кельмере…
Ивон, тот самый мастер, ремонтирующий лодки, алкоголик, который снабдил меня контрабандной самогонкой и подробным рассказом о несчастном случае, произошедшем с Андре и Гортензией Барле.
– Вот как! – удивилась я. – И зачем же?
– Затем, что я никак не мог принять тот факт, что моторную лодку, несущуюся на полном ходу, оставили в руках неопытного рулевого. Никогда такой требовательный человек, каким был Андре Барле, не позволил бы этого. Даже своему сыну.
Луи не смог бы стоять у руля такого моторного катера, заявила мне Ребекка.
– И что же? – оживилась Соня.
– По меньшей мере можно сказать, что Анабель произвела впечатление на нашего лодочного могильщика, – улыбнулся Маршадо широкой, в тридцать два зуба, обольстительной улыбкой.