Хаммеру захотелось прогуляться по дому, скрупулёзно обследуя свои новые, обширные апартаменты. Втащив внутрь чемодан, он закрыл за собой обе двери и, с кривой ухмылкой, задвинул мощный железный засов. Пытаясь избавиться от противного запаха, закурил, сам себе кивнул, после чего неспешно отправился в генеральный обход.
Повсюду лежал толстый слой пыли. Да, извечная проблема: куда деваются деньги, и откуда берётся пыль... Стоп. А когда это успел скопиться такой слой? Ведь дядюшка умер только в начале августа. Еще и месяца не минуло с тех пор, как дом опустел. Впрочем, можно, разумеется, предположить, что Дэвид Маркус перестал делать уборку задолго до своей смерти, но были же похороны, и на похоронах, со слов адвоката и нотариуса, присутствовало с десяток человек гостей. Неужели они не прибрали бы в комнатах? Но, даже если и не прибрали, разве смогли бы заходить в помещения и покидать их не оставляя за собой следов? Кид обвёл взглядом пол. На участках, не скрытых паласом, ясно виднелись крохотные отпечаточки мышиных лапок, а также черные зёрнышки помёта. Но нигде никакого намёка на оттиски подошв человеческой обуви. Странно.
Он мазнул пальцами по спинке кресла и взглянул на выпачкавшийся бинт. На некогда белой материи, помимо грязи и пыли, красовались, проступившие из глубины, ярко-красные пятна крови. М-да, на повестку завтрашнего дня, в обязательном порядке надо внести ранний визит к врачу. Если наискорейшим образом не сменить повязки, то есть шанс запросто лишиться обеих кистей, а это было бы обидно.
Попробовав отряхнуть пальцы о куртку, Кид добился только того, что бинт стал еще более грязным. Оставив эту затею, он сунул руки в карманы и постарался временно о них забыть – и о руках, и о карманах.
Выпустив из уголка рта вертикально вверх облако сигаретного дыма, Хаммер заметил, как оно, медленно, но верно, поплыло вбок. Вот и ответ на вопрос, откуда взялась пыль. Сквозняк. Значит, где-то в доме открыто окно. Никаких загадок. Пыль залетела с улицы.
Кид усмехнулся не в меру разрезвившемуся, недоверчиво-подозрительному воображению и направился к ближайшей стене.
Остановившись перед большим, окантованным резным деревом, без сомнений, антикварным зеркалом, взглянул на своё, едва проступающее, запорошенное отражение. Да уж, и маскировка не помогает, всё равно – жалкое зрелище. Как будто пятью минутами ранее с войны вернулся. Причем, с проигранной. Затем, поднял взгляд на картину, висящую непосредственно над зеркалом. До сих пор он как-то не уделял внимания тутошней живописи и, выходит, напрасно. На полотне был изображен гнусной наружности демон, в извращенной форме насилующий женщину. Кид недоумённо сдвинул брови. Видать, дядюшка Дэвид имел специфическое понятие не только об уюте, но и об искусстве. Хотя, ладно, о вкусах не спорят, должно быть, его это воодушевляло.
Время от времени попыхивая сигаретой, Хаммер степенно, деловито зашагал дальше, вдоль стены. За храмоподобным, гигантским буфетом, ему повстречалась вторая картина – оригинал, как и первая: дюжина карликовых демонов, эдаких уродцев-дьяволят, разрывающих на части грудного ребёнка. С ней соседствовала еще одна: стоящий на коленях и кому-то исступлённо молящийся, до жути перекачанный обнаженный амбал; на его шее висела толстая золотая цепь, а грудь украшал коряво вырезанный знак пентаграммы. Кровь струилась по его животу, паху, ногам и растекалась по земле. Вокруг, оскалив пасти, ползали змеи. Одна из них кусала человека за бедро. В правой руке амбал держал здоровенный изогнутый нож – вероятно, художник желал дать этим понять, что тот самолично сделал вырез на своей груди. А ко всему прочему сочно вопиющему идиотизму приплюсовывался сверкающий над абсолютно лысой, квадратной башкой мужика-гиперпереростка огненно-алый нимб. Озаглавить данную композицию, пожалуй, можно было следующими словами: разуверившийся святой бодибилдер-мазохист приносит себя в жертву неизвестно кому.