«БА-АХ!!!»
Грянул выстрел. Смех резко оборвался и его сменили отвратительные, булькающие звуки. Затем послышался сдавленный кашель и еще какой-то неопределённый звук, похожий на позывы рвоты.
Когда временная слепота, наступившая после вспышки выстрела, миновала, Хаммер увидел, что тень стоит на месте. Проклятье!!!
Он вновь нажал на спуск.
«БА-АХ!!!»
Теперь Кид, за долю секунды до выстрела, прикрыл глаза, и, тут же открыв их, стал свидетелем того, как тень, попятившись несколько шагов назад, оступилась и с грохотом рухнула на пол.
Кид опустил револьвер.
Черт возьми, она сама виновата! Она вынудила убить себя! Никаких сожалений! Он не мог рисковать, ведь она психопатка, иначе не объяснишь её поведение, а все психи, как известно, невероятно сильны. А если бы свет отключился, что тогда?
В наступившей после выстрела и падения тела тишине, особенно громко и жутко прозвучал икающий всхлип лежащей на полу женщины.
Кид похолодел. Глаза его расширились, рот недоумённо приоткрылся.
Тень вздрогнула, пошевелилась, шурша песком и камнями, затем медленно и неуверенно поднялась. Хаммер смотрел на неё ничего не соображая. Того, что сейчас происходило перед ним, не могло быть на самом деле. Никак не могло. Но оно было, он видел это собственными глазами.
Тень зашаталась из стороны в сторону, потом замерла и, грузно переставляя ноги, направилась к нему.
Всё еще ничего не понимая, Кид рефлекторно взвёл курок. Однако, выстрелить снова, не решился.
Женщина вышла на освещенное пространство и остановилась. Хаммер отступил немного вбок, чтобы его тень не падала на неё и оцепенел от ужаса. Нет, определённо, они не были знакомы. То, что предстало перед ним, вообще не могло являться частью привычного ему мира.
Незнакомка была выше его на добрых пол головы и, несомненно, куда пошире в плечах. Очень жилиста, бугриста, поджара. Ни одна из известных Киду женщин-атлетов не смотрелась бы рядом с этим воплощением аномальной физической мощи. Вместе с тем, все пропорции её тела были неимоверно правильны, более того, можно сказать – идеальны, а общее сложение отнюдь не лишено красоты и даже некоторой женской сексуальности. Во всём её теле, похоже, не было ни единой унции лишнего веса, только кожа, мышцы и кости – никакого намёка на жир. Но это не производило впечатления недостатка, напротив, подчеркивало идеальность пропорций и невероятную красоту тела совершенного существа. Великолепного, вызывающего трепет и чувство восхищения, монстра.
Кожа её, не смотря на кроваво-красное освещение, выглядела очень бледной. Даже не бледной – бесцветной, как у свежебальзамированного покойника, или же у человека, никогда не выходившего к солнцу.
Единственным атрибутом её нехитрого гардероба являлся короткий, натянутый через голову и доходящий примерно до середины бёдер, балахон. Он имел плохо распознаваемый, при таком освещении, но, скорее всего, серый цвет, и был выполнен из жесткого материала, наподобие мешковины. Сплошь покрывающие его тёмные пятна и потёки, как застаревшие, так и совсем свежие, придавали ему весьма неопрятный вид, а многочисленные надрывы, надрезы, пропалины и потёртости довершали образ самой настоящей старой, заёрзанной половой тряпки. Ничего похожего на декольте в этом одеянии не было, оно просто имело широкое отверстие, достаточное для того, чтобы в него могла протиснуться голова. Так же в нём не были предусмотрены и рукава.
Всё это – и внушительный рост, и странная одежда, и неестественное сложение, конечно, выглядело весьма необычно, но не более того. Главное же заключалось в лице женщины. Оно являло собой кошмарное и тошнотворное зрелище. И самым жутким на нём были глаза. Огромные, черные, с длинными ресницами и невероятно расширенными зрачками. Они смотрели на Кида с лёгким любопытством и с некоторым, как ему показалось, одобрением. Густые, ровные брови, слегка сдвинутые к переносице, придавали им также выражение оценивающей задумчивости, словно женщина анализирует произошедшее и подбирает варианты дальнейших действий. Эти глаза сейчас выглядели совершенно чужими на фоне остального безобразия. Но можно было предположить, что раньше, до того, как три пули с тупыми головками превратили нижнюю часть в кровавое месиво, лицо, которому они принадлежали, вполне могло претендовать на эталон жесткой красоты. Сейчас же на него невозможно было смотреть без содрогания.