Часть
Утро понедельника. «Что может быть ужасней», — сразу подумали вы. И вы, к черту, правы!
День, разумеется, не задался с самого начала:
а) Морфей выронил меня из своих объятий раньше, чем будильник начал меня из них вырывать, что всегда неприятно, ведь все мы любим поспать подольше;
б) вода в душе решила поиграть в свою любимую игру «холодно-горячо», в которой перманентно удалялась функция золотой середины между льдом и огнем;
в) кофе, без которого не могу жить, закончился, помахав на прощание пустой банкой перед моим носом…
Хотя чего удивляться и составлять этот перечень? Это мое обычное настроение, которое, благодаря всевозможным несуразицам и неприятностям, остается на удивление постоянным в этом хаотичном мире.
Я архитектор, и искренне считаю, что моя работа — самая лучшая на свете, и даже если бы с неба начали падать метеориты или наступила зомби-эпидемия, я все равно приехал бы на работу вовремя. Но вот коллеги — полные дегенераты, что ни говори. Их радостные праздные физиономии уже набили у меня оскомину. Я, конечно, понимаю, что поразвлекаться приятно, но работать-то кто будет?!
Пытаясь влезть в переполненный лифт, я приметил несущуюся к нашей стонущей толпе девушку, у которой в руках был горячий кофе в стаканчике. Интересно, для кого это?.. Оказалось, для меня, потому что этот кофе оказался на моем любимом пиджаке. Люди отшатнулись от горячих брызг, и мы с девушкой проскользнули в открытые двери, где уже стояли несколько самых воинственных мужчин и женщин, ворвавшихся в лифт первыми.
— Простите, ради бога! — Ей явно было неудобно, она достала из своей сумочки салфетку и начала яростно тереть пятно. Лифт тронулся и повез нас на верхние этажи.
— Не нужно, вы только хуже сделаете…
— Тогда разрешите мне хотя бы искупить свою вину, давайте я занесу его в химчистку. Будет как новенький, — говоря это, она улыбалась, облизывала свои манящие губки. Мм-да, она просто еще не знает, с кем связалась.
Дело в том, что я гей. И вовсе не стыжусь этого, однако мне все равно мало кто верит. У всех почему-то складываются странные стереотипы, что геи — это какие-то имбецилы, которые ходят во всем цветастом и несуразном. А я вот одеваюсь в классическом стиле: костюмы там, галстуки, начищенные ботинки. Вот никто и не верит.
Девушка оказалась-таки проворной, стащила с меня пиджак, вышла на следующем этаже и побежала вниз, на первый. Я и слова не успел сказать. Может, я не согласен?
Делать нечего, придется показываться шефу в таком вот виде. Выйдя, наконец, из лифта, я шел к своему кабинету, по пути здороваясь со всеми.
— О, Илья Александрович! Вы в таком хорошем расположении духа, потому что узнали, что я почту вас своим вниманием?
Этот голос. Никогда в своей жизни я не забуду его: голос моего самого заклятого врага и соперника.
— Как мне приятно, — улыбнулся юноша тем временем.
— Евгений Павлович! Рад вас видеть. Воистину рад. Вы мне просто настроение подняли своим визитом! Если бы знал заранее, непременно выстлал бы перед вами красную дорожку. Такие люди, да без охраны. Не боитесь?
— Ха-ха. Да кого ж мне бояться? Не уж-то вас? — подойдя ко мне вплотную, он улыбнулся и выдохнул мне прямо в губы: — Тебя я не боюсь.
И он пошел в другую сторону.
Вот и принесло же этого гада. Сидел бы и дальше в своем Лондоне, так нет же, явился. К слову, он тоже пида… кхм, кхм, гей. Однако полностью моя противоположность. Я знаю его еще с детства, и уже тогда возненавидел его. Впрочем, это было взаимно. Где был я — был и он. И наоборот. Мы были в одном детском саду, в одной школе, в одном университете и получили одну профессию на двоих. Каждый хотел доказать, что он лучше другого, однако шли мы всегда наравне. Наши знакомые называют нас заклятыми друзьями. Но, думаю, они бы передумали, если бы узнали, какие фокусы-подлянки мы делаем друг другу: это стало некоей нашей традицией. Вот и сейчас ничего хорошего от этого типа ждать не стоит. Ведь он 100% что-нибудь выкинет: поприветствует после своего прибытия так, что мама не горюй, не вой, не ной и не мотай головой. А я тем временем буду уже вынашивать план мести.
Только я успел поверхностно ознакомиться с районом, где, как предполагается, начнется стройка, план которой я рассчитывал прибрать к рукам, как меня уже вызвал Афоня, он же дядя Вова. Вообще, имя у него Владимир Иванович, а фамилия Афанасьев. Ну, все и прозвали его Афоней. Мужик он был что надо. К тому же, он был старым другом наших отцов: моего и «этого типа».
Постучав, я зашел в кабинет. Прямо по центру за своим столом восседал наш Афоня, а вот справа от него в кресле… сидел он. А я так и не разглядел его сегодня. Впрочем, за время стажировки в Лондоне, где он, к моей радости, пропадал последние полгода, он ничуть не изменился, разве что еще больше стал хипстером. Кеды, укороченные зауженные брюки, да так, чтобы были видны его щиколотки, рубашка в клетку, подчеркивающая его фигуру, и подтяжки. На черных, аккуратно уложенных волосах я отметил вмятину в виде полоски (значит, слушал музыку в наушниках), а также на аккуратном девичьем носике сидели очки в красной оправе. Он всегда одевался со вкусом. Но никогда — ни в школе, ни в универе — не получал толмачей за свой внешний вид или ориентацию. Все его уважали. Уважал и я, пока однажды он меня так не выбесил, что я чуть не окунул его головой в унитаз. Это было еще в школе. За него тогда заступились, стали бить меня, даже челюсть сломали. И теперь мне придется опять с ним работать?! Лучше уволюсь!