«Я потерял бриллиантовую булавку. Нашедшего ожидает крупное вознаграждение. Обращаться по адресу...»
«Ну вот, — Стив негромко рассмеялся, вызвав чей-то косой взгляд, — Гражданская война, интервенция, а человек булавку ищет! Оптимист, вроде меня, но шансов у него было больше — найти какие-нибудь следы Семена Круглова в этом стоге...»
Дальневосточных эмигрантских изданий в библиотеке не было. В 1949 году тамошние русские, спасаясь от китайских коммунистов, навряд ли думали о подшивках периодики, не считая того, сколько архивов увезли в 1945 советские «органы».
Стив не особенно надеялся на удачу — мало ли в Маньчжурии тогда могло оказаться людей с фамилией «Круглов», и почему о них стали бы писать газеты? Но разговор с «Расселом» и слово «Кэмпетай» не шли у него из головы.
«Мой отец — японский шпион». Стив возвращался домой и повторял про себя нехитрый набор наличной информации. «Нельский в Париже. Мамуков — в Сабле. Револьвер. Все».
— Степка!
На углу Слоан-сквер, возле театра, стоял парень в сером костюме и махал ему зонтиком.
— Степка!
Мишка! Ты откуда?
Они не виделись уже лет девять, после того самого скандала в Кембридже.
— Майкл, дома у меня, как обычно, нет ничего, кроме кофе. Если ты не возражаешь, я приглашаю тебя на ужин.
Круглолицый Майкл улыбнулся.
— Держу пари, опять выберешь какой-нибудь необычный ресторан. Час будешь рассказывать мне историю его постройки и биографии шести последних хозяев.
— Одна из причин того, что мы остались друзьями, это твоя нетипичная для Англии непосредственность! Мы могли бы пойти в «Никита’с», но в наказание за твою насмешку я выберу место подешевле, ты знаешь «Борщ и слезы»?
Этот ресторан находился в Найтсбридже, на небольшой улочке Бочам-стрит. Когда они уселись за столик в углу, возле музыкантов, Стив раскрыл меню: «Жареный кальмаровый комиссар...» н-да, юмор у них здесь своеобразный, а вот это что — «русский чизкейк»? Никогда про такое русское блюдо не слышал! Ну, ладно, я беру бефстроганов. Что будем пить?
— Стив, мне очень жаль. Я — про твоего отца, я читал в газетах...
— Ладно, Майкл, давай не будем говорить об этом сегодня, впрочем — спасибо. Так что будем пить?
Появились двое поляков-музыкантов с балалайками. Они быстро настроили инструменты и бойко заиграли «Светит месяц». Когда они закончили и получили некоторое количество аплодисментов, Стив спросил:
— А «Боже, царя храни!» можете?
— На балалайках?!
— Почему нет? — Стив протянул крайнему поляку десятку.
Музыканты пожали плечами и заиграли царский гимн.
— Я и не знал, что ты монархист! — удивленно заметил Майкл.
— Настоящий монархист «Боже, царя храни» балалаечникам не заказывает. Мне просто интересно, сумеют ли они его исполнить столь оригинальным способом. И потом, что же еще заказывать — гимн Советского Союза? Ладно, ты расскажи мне лучше — что у тебя? Последнюю открытку я получил год назад из Гонконга, ты писал, что твоя банковская карьера продвигается, в отличие от меня, тебе Кембридж пошел на пользу. Как поживает профессор истории? Все еще доказывает, что русские — нация рабов, потому что слишком туго пеленают своих младенцев? Майкл улыбнулся.
— Он уже давно на пенсии. Но твоя ответная теория о том, что англичане завоевали столько колоний с единственной целью сбежать от социальных и нравственных пут своего общества, а на острове остались лишь те несчастные и неполноценные люди, которые не сумели это сделать, тоже не нашла поддержки в научных кругах. У меня все в порядке.
— А как твоя былая подружка? Стефани, если не ошибаюсь?
— Ошибаешься, мы уже давно расстались, и лучше будет, если ты забудешь ее имя как можно скорее: через два месяца я женюсь.
Стив бросил вилку.
— Ты же всегда заявлял, что не сделаешь подобной глупости лет до сорока, когда тебе уже будет все равно? Как меняются люди! И кто же эта несчастная? Или — несчастный?
— Твои гнусные шутки о том, что половина англичан — педерасты, может, и имеют под собой основания, но не в моем случае. Она — типичная англичанка. Блондинка.
— Так бы сразу и сказал: «Стив, мне уже стало лень охотиться за женщинами, работа отбирает слишком много времени!» Ладно, тем не менее — поздравляю. Видишь кого-нибудь из прежних друзей?
Разговор о студенческих временах продолжался еще минут двадцать. Ближе к девяти в ресторане появилась тучноватая певица, которая, не вставая со стула, запела «про глаза и грозу». Голос у нее был хороший, и Стив заслушался, пока его не отвлекла необычная реплика Майкла: