— Валяй, запусти Бориса в космос!
За Британию жизнь отдадут, власть уважают; но тут другое: общая игривость.
— Бобслей победил. Кому платить? Саймон, тебе проставляться.
Печатник Саймон, парень на кривых ногах, отправился к стойке. Вернулся с четырьмя холодными пинтами в красных ладонях.
— Подорожало, однако, — сказал Саймон. — Почти на фунт. А тебе, Бобслей, в колледже бесплатно наливают?
Вы, конечно, представляете себе Оксфорд. Даже если не получали открыток с готическими видами, так вам, наверное, рассказывали, или вы во сне видели первый университет мира. Улочки, мощенные камнем, домики, вросшие в землю, в окошках лавочек предлагают кексы с черникой, шарфы с гербами колледжей и мантии для магистров и докторов. Кому черные мантии с красным кантом, кому сплошь черные, кому черные с меховой оторочкой — зависит от степени и рода наук. И вот, когда спешат по улицам питомцы академических заведений (себя именуют «академиками»), то кажется, будто стая воронов слетелась — черные крылья хлопают за спиной, черные хвосты полощутся в лужах. И летят, как все вороны, на мертвечину, на то, что веками пылится в библиотеках и что не успели расклевать другие. Точь-в-точь такие вороны скачут по лужайкам готического замка Тауэр, и хохолки на их головах напоминают профессорские шапочки с кисточками.
Крепость Тауэр архитектурой схожа с колледжами, что рассыпаны по Оксфорду. В воротах колледжей, чванные, как тауэрские сторожа, стоят привратники в форменных котелках и посторонних не пускают. Разве что голову в ворота просунешь, подивишься подстриженной красоте, и сразу хочется пробраться внутрь, зайти этак небрежно в lounge room, нацедить чашку кофе из кофейного аппарата, развалиться в просторном кресле. Это семейный дом, и нравы теплые. Там и пива, и виски забесплатно нальют, печеньице с полки возьмешь задарма, газетку сегодняшнюю пролистаешь — но только посторонним нельзя войти, допущены лишь ученые вороны. Вот прошла в ворота колледжа гордая ученая птица, зыркнула на любопытствующих просвещенным глазом, а пичужки поскромнее — клювы разинули: чирикают бедолаги, а каркать не умеют. Дрессированные вороны Оксфорда каркают на языке сверхученой премудрости, их карканье чтут даже те, кому вход в хоромы заказан. Обитатели городка в семью и не приняты, но кормятся от щедрот: кто работает при воронах шофером, кто посуду моет, кто розы стрижет. Если адмирал Черч пожелает свою фотографию на фоне розового куста превратить в открытку и послать флотским товарищам, он навестит мастерскую на Коули-роуд. И тогда Колин Хей добродушно спросит: «В небо синьки добавить? Вдруг подумают, что дождь идет». Печатники Колин, Питер и Саймон всегда при деле: что ни вечер для ученых воронов нужно изготовить меню застолий, а это не пустяк. Садясь за high table, ученый ворон желает знать, что сегодня насыпали в кормушку.
— Сказать, что у вас на обед, Бобслей? — Колин спросил. — А то сосисок камберлендских налопаешься, а гусь не влезет.
— В такую погоду, — сказал Бобслей, — два раза пообедать можно.
— Скажи, Бобслей, брать заказы от украинцев?
— Если на пиво хватит.
— Только боюсь, БоДжо в отставку отправят, тут и политика переменится. А у меня заказы: плакаты про войну с Москвой. Не выйдет так, что печатали пропаганду?
Колин употребил странное выражение wrong propaganda (неправильная пропаганда), словно бывает пропаганда правильная. Капеллан указал на то, что любая пропаганда, помимо призыва любви к ближнему, является не вполне правильной; затем успокоил собеседника.
— Мы, Колин, живем в свободной стране. Печатай, что хочешь.
— И то верно.
— Нормальные ребята, — сказал Питер, — я с одним русским работал. Парень как парень.
— Так мы про украинцев говорим.
— Сюда столько народу набилось, я их путаю. Давай, Бобслей, тебе щелкать.
И свинюшка полетела над столом.
Погода скверная, зато настроение удалое. Катится мимо окон паба пестрая молодая толпа, и кто-нибудь обязательно пьяненький (студенчество, как иначе!), и большинство в шлепанцах на босу ногу, пусть лужи и дождь. Толстые розовые английские девицы (таких именуют sausages, сосисками) щеголяют голыми мясистыми икрами — не берут их рождественские холода. Погода такая, что норвежец будет ежиться под ветром. Но сосискам — жарко! Шлеп-шлеп по лужам — и прямиком в паб, а там шум, гам, и там sausages получат настоящие камберлендские сосиски с кетчупом и много дрянного пива.
Весело в Оксфорде, готические замки строгие, но с затеями. На лужайках резвится юное поколение ученых — скачут в мешках, устраивают забеги черепах, катаются на водных велосипедах по узкому каналу, а кто и в «свинюшек» в пабе играет — живется легко; знания не должны быть обузой. Вот про Париж говорят «праздник, который всегда с тобой», но это потому говорят, что Оксфорд плохо знают.