Продукты преподавателям доставляют особенные, отнюдь не те, что прислуге и студентам, уж будьте благонадежны: камберлендскими сосисками не пахнет. В советской России для номенклатуры был введен специальный распределитель продовольственных заказов: старым секретарям райкомов выделяли сосиски из настоящего мяса — снабжение профессуры Оксфорда обставлено точно так же. На ланч оксфордской номенклатуре не подают вина, в остальном же французский повар расточителен; что же до возлияний — исключительное вино будет подано вечером, и тогда уж самый придирчивый сомелье лишь разведет руками: бывает же такое! В семь тридцать начинается церемония high table, достойное завершение дня. Начинают с шампанского и сухого хереса, завершают портвейном и виски, в промежутке — дары виноградников Бургундии и Бордо. Так было, так всегда и будет; потому что это Оксфорд, лучший из университетов подлунного мира, блюдущий традиции. Сюда очень трудно попасть. Расставаться с раем невыносимо.
Теряешь не только дорогое вино — теряешь круг друзей, круг интимно надежный, нечто наподобие родины. Богатство здесь не главное. Главное — братство. Богаты профессора знаниями и бытовыми привилегиями, но прежде всего — узами, связавшими братство колледжа. Зарплаты оксфордских донов невелики, снятые ими дома — убоги. Крутая лестница — едва ли не самое просторное помещение; две-три тесных комнатки с низкими потолками, картонные стены, разболтанные оконные рамы, гнилой коврик в ванной и два крана — для холодной и горячей воды. Одеваются скромно, в поношенные пиджаки и мятые брюки, в рубашки с обтрепанными рукавами и стоптанные ботинки; в Британии солдатская простота является признаком воспитанности, в Оксфорде доведена до крайности. Явись в обеденном зале колледжа расфуфыренный богач, в нем мгновенно опознают варвара из азиатской страны: не одеждой отличается оксфордский дон от своего слуги. Заплаты на локтях и застиранная рубашка оттеняют сервировку стола. К чему жить в хоромах, если твой дом — это готическая крепость колледжа? Колледж — это прежде всего союз fellows, вольный отряд, этакая бриганда, объединившаяся в общих интересах, и называется такой вольный отряд — fellowship. Братство приглашает на управление колледжем кондотьера — прославленного в битвах седовласого лорда, сложившего полномочия судьи в Королевском трибунале или бывшего губернатора колоний. Лорд прибывает в колледж и становится формальным главой, за его поведением неусыпно следит братство. В Камберленде в настоящий момент обязанности мастера исполнял сэр Джошуа Черч, отставной адмирал; вольный отряд был доволен адмиралом: властный, упрямый, вышколен на службе Ее Величеству.
Выйти из братства колледжа — столь же безумно, как в Средние века ландскнехту отказаться от участия в вольном отряде: одному на войне не выжить. А что такое научная деятельность, как не ежедневная битва за место под солнцем?
Ученый-расстрига смотрел на окна колледжа тем взглядом, каким смотрят на родные места, собираясь их покинуть; всякая деталь отзывается в сердце. За каждым окном — кабинет, обитатель коего прекрасно известен; вот окно с веткой остролиста — Гортензия Кеннеди празднует Рождество; вот окно с трещиной — Стивен Блекфилд равнодушен к холоду.
Бывший член вольного отряда смотрел на коллег, снующих по дорожке; глядел на зад садовника Томаса, застывшего над тюльпанами; на профессора политологии Стивена Блекфилда, спешащего в свой кабинет (вот Стивен исполнил обычный приветственный жест — большой палец кверху, мол, жизнь-то идет!); он смотрел в горестные глаза капеллана Бобслея — и сердце расстриги дрогнуло, он любил их всех — Бруно Пировалли, веселого и добродушного, честного Бобслея, сдержанного и строгого Стивена. Решение уехать могло отступить перед многолетней привязанностью. Но не сейчас.
После того, как потерял семью, стало все равно. А когда появилась причина вовсе уехать из Оксфорда, отказался от братства.
Месяц назад он провел долгий вечер с верным другом, профессором гебраистики Теодором Дирксом. Задушевных друзей в Оксфорде немного: каждый возделывает свою делянку. Все верны братству, но доверительных бесед мало; порой это называют британской сдержанностью. Они сидели в маленькой комнате Теодора, окна в чахлый английский сад.