— Казимир! — негромко позвал Илья кота, тот недовольно повернул голову от окна — его оторвали от созерцания снежной суеты сует. — Всё получилось. — Ничего важного, кот отвернулся.
За окном вдалеке и внизу спешили маленькие люди, сливались в ручейки и втекали в здание терминала. Коту было не то чтобы интересно наблюдать за ними, все они, охваченные волнением ли, радостью ли от предстоящего путешествия, или затянутые будничной тоской в рутину регулярных разъездов между двумя скандинавскими столицами, были Казимиру чужими и оттого не сильно его занимали. Скорее снежная крупа, что стукалась о стекло и катилась с той стороны по отливу окна мелким просом, интересовала его своим хаотичным движением. Он то и дело прикладывал лапу к раме внизу стекла, пытаясь накрыть убегающие горошины. А те всё не поддавались и продолжали звонко скакать прочь, сталкиваясь и увлекая друг друга вниз, в новый полёт с высоты третьего этажа. Казимир даже навострил уши и направил вперёд чёрные усы, полностью отдаваясь своей незатейливой игре. Всё остальное, что творилось вокруг, он контролировал своим особенным зрением. Человек его был рядом — нервничал и суетился, но его окружал ровный свет внутренней уверенности и спокойствия. Аура его была восстановлена Казимировым старанием, это было совсем не так трудно, как могло показаться вначале. Человек не сопротивлялся своей силе, скорее он удивился, когда вдруг ею воспользовался, он испытал восторг от того, что будучи почти поверженным, смог сделать выпад и достать демона в сияющих доспехах своим единственным оружием — остро наточенным итальянским карандашом.
То, что у его маленького слабого человека есть сила, Казимир никогда не сомневался, он знал это. Это была сила его, Казимира, любви. Котам вообще несвойственно человеческое понятие о скромности, и он совершенно нескромно приписывал себе все заслуги по воспитанию бойцовских качеств хозяина. Он был уверен, что новые яркие всполохи, исходившие прямо сейчас от возбуждённо подрагивающих пальцев человека, — это не что иное, как реакция на триумф: опасный охотник пропустил удар, он изумлён, испуган, он в смятении… А Казимир и его человек уже на безопасном расстоянии, они могут наблюдать: один — за светящимся квадратиком в руках, другой — за снежной крупой за окном, за тем, как раненый хищник оправится от удара, как снова поднимется, но они будут готовы. Нужно только не бояться, нужно охранять тепло-золотое свечение, с этим Казимир мог справиться. Его человек больше не прятал глаз, не поедал себя изнутри, его лихорадило от возбуждения, но это было хорошее возбуждение вырвавшегося на свободу пленника. Он говорил что-то коту, тот только ненадолго отвлекался от снежного аттракциона и снова возвращался к созерцанию, остужая пыл разошедшегося собеседника. Что бы ни думал на этот счёт Илья, Казимир никогда не понимал человеческую речь, только отдельные слова, а всё, что нужно, он, как всегда, знал из своих источников.
Илья наконец взял сэндвич и с аппетитом стал его поглощать, запивая то горячим, то холодным кофе. Хотя вряд ли он наслаждался едой. Он прокручивал события последних дней. Как ему в голову пришла сначала смутная, а потом конкретная идея обмануть обманщика. И именно Казимир — а точнее термополоска, изменившая цвет, — натолкнул его на такую мысль. Как он связался с Малышкиной, вспомнив, что её муж-швед химик, специалист по красителям. Как Ларс с помощью смешного Варькиного посредничества и её же ехидных комментариев подсказал, как можно провернуть трюк с изменением цвета. Илья сначала представлял себе, что во время жаркой презентации должен исчезнуть сам рисунок или поменять цвет — на какой-нибудь пошлый. Но Ларс сказал, что таких угольных карандашей он не видел, он же и посоветовал пропитать не рисунок, а фон. Даже назвал конторку в Питере, где можно исходники найти.
Илье пришлось звонить, заказывать и вечером инсценировать алкогольную истерику. На следующий день он съездил за готовым раствором, заодно купил бутылку водки, так как к вечеру картон не просохнет, нельзя было допустить, чтобы Тимур заставил делать фейк; верный способ — быть в дупель пьяным. Это был риск. Бахтияров — с его-то чутьём — мог бы заподозрить бунт: просто взглянуть с обратной стороны на картон, прислонённый к стене и ожидающий своей очереди. Он бы увидел квадрат будущей декорации мокрым… Это был риск не только поэтому. Раствор мог и подвести, хотя и обещали, что изменение цвета начнётся при повышении температуры не менее чем на пять градусов. Но ребята в конторе не работают с бумагой, они честно предупредили, что возможны неожиданности.
Однако риск оправдался! Реагент не подвёл, картон за ночь просох, хотя при придирчивом исследовании заметить изменение структуры целлюлозы (прежде всего, по твёрдости) было можно. Но Тимуру было не до тщательных проверок. Он остался ночевать, никуда не поехал с утра, он решил не допустить очередной попойки опустившегося питомца, «приводил его в порядок», контролировал и саму работу. Проверил каждый штрих, сличил сигнатуру Малевича, лично измерил неровность обрезки края картона. К вечеру всё было готово. И Тимуру ни к чему больше было задерживаться. Он положил вероломную копию в зелёную папку, потрепал Илью по щеке и весело (даже игриво-весело) сказал:
— Увидимся! Рисуй драконов… И сейчас можешь напиться!
Тимур ушёл, а Илья с утра побежал выправлять документы для вывоза кота из страны, покупать билеты, беспрестанно консультируясь с Варькой. Конечно, тревога никуда не ушла. Илья всё время ожидал, что Тимур появится на пороге и реально оторвёт ему голову и насадит на копьё. Илья вздрагивал от каждого телефонного гудка. Но Тимур позвонил только раз, хотя этот раз стоил болезненного укола в сердце. Интересно, что тогда же был ещё один неожиданный звонок. На опознавателе вдруг появилась фамилия: «Жигалов».
— Привет.
— Привет. У тебя всё хорошо?
— Да, спасибо тебе. Сейчас всё хорошо, я уезжаю послезавтра…
— Куда?
— В Швецию.
— Надолго?
— Рассчитываю на пару месяцев.
— А потом?
— Потом буду думать…
— Понятно… Я отправил тебе на почту работку одну для нашей фирмы. Возьмёшься?
— Я обязательно посмотрю.
— Тогда… увидимся. Не теряйся.
— Да, увидимся.
Илья захотел вдруг обратиться к нему по имени, но тот отключился. Тогда Илья впервые почувствовал, что у него всё получится. От осознания этого он долго простоял, улыбаясь хмурому небу, преждевременно оплакавшему его никчёмную судьбу.
Объявили начало посадки на рейс «Викинг-лайн» до Стокгольма. Илья убрал в карман телефон. Подошёл к широкому подоконнику, погладил Казимира, почесал за ушком. Кот вытянулся навстречу его руке.
— Нам пора, Казимир. И хотя по возвращении нас ждёт война, мы вернёмся.