— Божья вода не приняла тебя. — Де Гленвиль глядел на распростертого у его ног человека с высоты своего внушительного роста, — ты признан виновным в совершении двух убийств, в которых ранее был обвинен. Сегодня тебя повесят.
Новая волна криков приветствовала эти слова.
— Гореть тебе в аду!
— Слава Всевышнему! Слава!
— Слава королю Генри! Храни Господь нашего святого короля!
— Да здравствует король! Слава его правосудию!
— Как есть слава! — Несбитт широко ухмыльнулся Стэнтону. — Правосудие его величества подкинуло мне пару монет.
— Ты тоже пойдешь в ад, Несбитт!
И скорей ад замерзнет, чем Стэнтон станет славить короля с его правосудием. Он собственными глазами видел, как судьи ошибались — и ошибались жестоко. Однако он все же невольно взглянул на скорбящего вдовца, который потерял жену и дочь. Руки мужчины были сомкнуты в безмолвной пылкой молитве. Несомненно, благодарственной.
— Свяжите его! — Де Гленвиль указал на второго всхлипывающего обвиняемого.
При виде приближающихся стражников мужчина разразился жалобным криком:
— Нет! Нет! Умоляю!
Воздух над площадью сотряс слитый воедино вопль, будто это был один голос, а не сотни.
Мужчина бился в удерживающих его руках, тщетно молотя по ним всеми своими бледными голыми членами:
— Пустите!
Стэнтон покачал головой, слыша несущиеся со всех сторон вопли и насмешки. Это сопротивление не имело смысла. Мужчина пытался противостоять могучей длани самого короля.
Увесистая оплеуха одного из стражников оглушила обвиняемого, и его смогли обездвижить.
Стэнтон вытер с лица выступивший пот, по-прежнему ощущая, как неестественно быстро бьется сердце, — но стоило ему увидеть, как стражники связывают свою оглушенную жертву для новой ордалии, оно заколотилось пуще прежнего. Он уже не различал в реве толпы отдельных слов, а чувствовал лишь набегающие одна за другой волны исступления.
Над водой. По-прежнему вопит. Вопит. Но эти слабые вопли таяли в реве толпе, оставляя лишь пронзительное эхо, от которого в ушах у Стэнтона звенело.
А потом мужчина понесся вниз. В яму. И исчез.
Теперь люди напирали друг на друга еще ожесточенней, стремясь любой ценой узреть новый суд воды.
Стэнтон вжался спиной в напирающих сзади людей, отчаянно стараясь набрать полную грудь воздуха точно так же, как делал это мгновение назад брошенный в воду человек. О его борьбе безмолвно свидетельствовала дергающаяся веревка.
Однако…
— Он под водой! — Стэнтон вцепился Несбитту в рукав. — Невиновен!
Подхваченный окружающими, его крик эхом отдался над головами.
Несбитт с отвращением сплюнул:
— Да понял уже, будь он проклят.
По-прежнему под водой. И ни зги не видать. Стэнтон обхватил голову руками, безмолвно выкрикивая что-то одними губами. Еще один приговор, но на этот раз другой — невиновен.
Несколько огромных пузырей поднялись из недр ямы на поверхность грязной воды. И все. Человека не было. Веревка дернулась еще несколько раз, словно где-то внизу большая рыбина билась за свою свободу.
А потом веревка замерла. Все. Не шелохнется.
— Поднимайте! — отрывистое распоряжение де Гленвиля перекрыло общий шум.
Стражники тянули и тянули веревку, пока скорченный неподвижный силуэт не вырвался из воды в ореоле грязных потоков, как и первый. Но если первый до сих пор валялся на земле, исходя надсадным кашлем, второй не издал ни мука Его тело шлепнулось на помост с чавкающим ударом. Рот был широко распахнут, как и несколько минут назад, но теперь из него не доносилось ни звука, а глаза слепо уставились в небо.
Желудок Стэнтона сжался. Мужчина был мертв. Невиновный человек умер.
Хор потрясенных ахов и приглушенный ропот слились с голосами тех, кто все еще вопил и громко молился.
Высоко на помосте де Гленвиль обменялся взглядом с другими судьями, а потом они принялись что-то вполголоса обсуждать. В этот момент на помост поднялась и приблизилась к судьям еще одна фигура в темном облачении.
Стэнтон узнал Элреда Барлинга, одного из старших клерков суда.
— А Барлинг-то что там забыл? — удивился Несбитт.
Стэнтон пожал плечами. Он не знал, да и не интересовался. Ведь чопорный дотошный клерк не вернет жизнь невиновному, который только что ее лишился.
После краткого объяснения Барлинг отступил, склонив в поклоне голову с выбритой тонзурой. Судьи закончили разговаривать и обменялись мрачными кивками.