— Добрые люди! — возгласил де Гленвиль, выступив к толпе и взмахнув открытой ладонью в сторону мертвого мужчины. — У этого человека было три дня на подготовку к ордалии. Он выслушал мессу и присутствовал на богослужении, он постился. Ибо так и только так надо приступать к ордалии — подготовленным и смиренным, всем существом своим предающимся Господу Всемогущему. С непоколебимой верой. — Де Гленвиль сокрушенно покачал головой: — А никак не с неверием. Не со страхом. Этого человека сгубил недостаток веры. Но невиновность его доказана. И если нет на нем других грехов, Господь примет его душу в селения райские. Правосудие свершилось!
Рев толпы приветствовал его слова.
Стэнтон промолчал. Вот оно, правосудие короля. Не изменилось ни на йоту. Невиновные гибнут, как и раньше. Он стиснул зубы, чтобы сдержать гнев при звуке вновь раздавшихся криков во славу величия короля.
И тут поверх этого шума неожиданно раздался истошный вопль:
— Я виновен! Виновен!
Это вопил третий обвиняемый — заметно крепче первых двух, с блестящими под солнцем мускулами.
Несбитт опять широко ухмыльнулся в лицо Стэнтону:
— Так-то лучше!
— Слушай, — толкнул тот его локтем.
— Виновен, да! Я виновен!
Мужчина спешно бормотал, пытаясь успеть сказать все, что хотел:
— Да, милорды судьи, виновен! Но умоляю вас, выслушайте меня! Выслушайте!
— Говори. — Лицо де Гленвиля оставалось бесстрастным, как и лица двух других судей.
Мужчина упал на колени:
— Я виновен, но лишь потому, что тоже был там. — Он ткнул пальцем в сторону своего живого товарища: — Он убийца! Он! Все как вода сказала. Вода права. И вы правы, милорды. Я и мертвец — мы оба были там, да. Но мы не совершили никакого преступления, мы оба невиновны. Я признаюсь… признаюсь, видите? Я… не надо меня в воду. Только не туда.
На площади воцарилась тишина, прерываемая лишь негромким аханьем и сдавленными возгласами. Каждый боялся пропустить хоть слово.
— Так ты признаёшь, что присутствовал при убийствах? — спросил де Гленвиль.
— Да, милорд. Я был там, в том доме. Когда женщину с девочкой… — Мужчина запнулся и покачал головой. — Был там, и только.
— И только?
— Да, милорд.
— Ясно.
От тона, которым де Гленвиль произнес это слово, затылок Стэнтона покрылся мурашками.
Судья продолжил:
— Незадолго до того, как тебя со спутниками вывели из собора, вас раздели донага для подготовки к ордалии. Один из моих клерков тщательно осмотрел ваши одеяния. Это было зашито в твоем плаще. — Де Гленвиль вытащил из своего широкого рукава какую-то вещицу и поднял ее над головой.
Стэнтон судорожно втянул воздух. Теперь он понял, зачем сюда приходил Барлинг.
Обвиняемый сжался, будто его ударили, а вдовец издал исполненный боли крик.
Воздух заполонили недоумевающие возгласы.
Стэнтон молчал. Он знал, что именно де Гленвиль сжимает в руке, потому что уже не раз слышал об этой вещи в суде, — серебряную фибулу.
— Ты присвоил это, — сказал де Гленвиль, — после жесточайшего ограбления, лишив жизни жену и дочь этого человека.
Толпа разразилась воплями ненависти, глядя, как ревущий мужчина пытается броситься на судей, вырываясь из рук не без труда удерживающей его стражи.
Де Гленвиль стоял недвижно как скала, а голос его разносился далеко над площадью:
— Ты надеялся, что лжепризнание избавит тебя от воды и поможет уйти от королевского правосудия. Но ты ничего не добился. Ничего. Наказанием за кражу чужой вещи будет отсечение этой руки, — он указал на правое плечо мужчины, — и этой ноги.
Левой.
Услышав, как злобные крики толпы перерастают в уродливые вопли радости, Стэнтон вновь почувствовал, что его желудок встает на дыбы. Он повернулся к Несбитту:
— Пойдем. Пора выпить еще эля.
Несбитт затряс головой, прижимая палец к губам.
Де Гленвиль по-прежнему смотрел на осужденного:
— Ордалия подтвердила твою вину. Ты признан виновным в ограблении. И… — он взглянул на двух других судей, которые важно кивнули, — и в убийстве. По воле Бога и короля Генриха сегодня тебя повесят.
Вдовец упал на землю, прославляя Бога, судью и короля. Его выкрики потонули в оглушительном реве толпы.
— Но сперва ты заплатишь за украденную вещь. — Де Гленвиль подал знак, и к помосту приблизился стражник с тяжелым топором на плече.
Стэнтон понял, что ему пора уходить.
— С меня хватит.
— Что, юный Стэнтон, кишка тонка на кровь смотреть? — В оскале Несбитта издевки было не меньше, чем в его тоне.