Гримнир заметил, что улыбка Сколльвальда ни на секунду не угасла. Даже когда он двигался, выбросив вперед руку, словно разжимающуюся пружину, на его лице, обрамленном нелепой бородой, играла все та же снисходительная улыбка. Его копье метнулось вперед, маленькая Кётт отскочила в сторону, но Блартунга — толстый Блартунга — не был ни таким быстрым, ни таким удачливым. Копье Сколльвальда пронзило ткань, плоть и кости; тяжелый наконечник ударил Блартунгу в бок, заставив его с воплем агонии упасть на колени. Однако, прежде чем Снага или Кётт успели нанести ответный удар, Сколльвальд резко повернул копье и отвел его назад, с наконечника капала черная кровь. Он направил его на двух оставшихся скрагов.
— Где теперь защита этой крысы Лютра? Сразит ли он меня, как я сразил твоего приятеля? Ха! Лютр — никчемный скрелинг! — Сколльвальд искоса взглянул на Гримнира. — Тебе лучше доверять бешеной собаке.
— Как тебя зовут, крикливая обезьяна? — спросил Гримнир.
Снага открыл рот, чтобы ответить.
— Это…
Гримнир остановил его резким жестом.
— Я не тебя спрашивал! Назови себя, свинья!
Новоприбывший расправил плечи:
— Ты не заслуживаешь моего имени, скрелинг! Но я сыграю в твою маленькую игру. Я Сколльвальд, сын Ганга Трехрогого, принц Каунхейма и предводитель Истинных Сынов Локи!
Гримнир фыркнул:
— И это все?
— Я был на правом фланге в Железном Лесу, шавка! Когда асы выступили против нас, желая прибрать к рукам детей Спутанного Бога, мы выступили против проклятого Тора!
— И Тор растоптал вас, так? И все равно забрал детей нашего лорда? — ответил Гримнир, и ледяная улыбка искривила его тонкие губы. — Это и есть источник твоей гордости? Ты считаешь себя могущественным, потому что не справился с поручением, которое возложил на тебя Спутанный Бог? Потому что сын Одина растоптал тебя? Фо!
Сколльвальд ощетинился.
— Тогда назови себя, скрелинг, если ты считаешь, что твоя кровь чище моей!
— Чище? Ха! — Гримнир рассмеялся. — Твоя кровь такая же черная и зловонная, как и у любого из нас, болван! Дела, а не кровь, вот что отличает нас друг от друга. Что касается моих имен, то им нет числа! Меня называют Создателем Трупов и Гасителем Жизней; я Несущий Ночь, Сын Волка и Брат Змея. Я — Человек под капюшоном, последний бессмертный герольд Спутанного Бога. Последний из рода Балегира, Чума Мидгарда, последний, кто охотился на сыновей Адама.
— Для ублюдков Лангбардаланда я хуорко! Да, я — орко и огр! — Гримнир широко развел руками. — Для певцов гимнов Англии я — оркней! Проклятые ирландцы назвали бы меня фомором, а для народов Севера, датчан, шведов и скандинавов, одержимых роком, я — скрелинг! Для Киевской Руси и бояр Хольмгарда я — Лихо, Крадущийся-в-Ночи; для греков Миклагарда я — лорд калликанзаридов. Я — все это, ты, свинья с молоком вместо крови, и ничего из этого! Я — каунар!
— Я убийца Хроара, Хротмунда Бадонского, Нехтана Вестальфарского, Бьярки Полудана и еще тысяч людей, помимо этих! Я ходил по ветвям Иггдрасиля и сотрясал кости Имира! Я стоял в стене щитов в Хлуайн-Тарбе, за стенами Дублина и на жалких крепостных валах Храфнхауга против певцов гимнов Конрада, Призрачного Волка из Скары! — Гримнир сжал руку с черными ногтями в кулак. — И этой рукой Злостный Враг — этот пожирающий грязь змей, Нидхёгг — был освобожден из своей тюрьмы и напущен на Мидгард! Рукой Гримнира!
Сколльвальд медленно наклонился, откашлялся и сплюнул.
— Все это так, а ты все равно всего лишь рожденный в грязи скрелинг! Ба! Кому нужна рука Гримнира? Это голова Гримнира, которую я отнесу своему отцу! А когда мы закончим с ней, мы обернем ее красивой лентой и отошлем обратно твоему отцу-бастарду!
Гримнир не пошевелился. Он лишь усмехнулся — невеселый звук, похожий на скрежет камней друг о друга; он эхом разнесся по серому ландшафту, испещренному тенями от огней Иггдрасиля.
— Ты должен сделать это первым, сукин ты сын. Однако действуй осторожно… Я не какой-нибудь жалкий скраг!
Сколльвальд улыбнулся, обнажив неровные зубы. Он протянул правую руку и расстегнул позолоченную застежку своего богатого красного плаща, который заструился с его плеч кровавым водопадом ткани, на мгновение привлекшим жадный взгляд Гримнира. И в эту долю секунды, в тот момент, когда Сколльвальд подумал, что скрелинг отвлекся, Сколльвальд нанес удар.