Ирландцы — народ справедливый: друг о друге они говорят только плохое.
Искусство афоризма заключается не столько в выражении какой-то оригинальной или глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль.
Истинное удовлетворение похвала доставляет лишь в том случае, если в ней во всеуслышание повторяется то, что шепчет нам на ухо гордыня…
Мильтон был гением, который мог высечь колосса из гранитной скалы, но не мог вырезать женскую головку из вишневой косточки.
Мы хотим, чтобы нас любили, но восхищаться другими вовсе не расположены; мы водим дружбу с теми, кто, если верить их громким похвалам, всецело разделяет наши взгляды, однако сторонимся тех, кому этим взглядам обязаны.
Упрямое безрассудство — последнее прибежище вины.
Писатели — вот истинная слава нации.
Как правило, мужчине приятнее видеть накрытый к обеду стол, чем слышать, как его жена говорит по-гречески.
Коль скоро мы ощущаем превосходство советчика над собой, совет, даже самый дельный и нужный, редко вызывает у нас чувство благодарности… Мы с большей охотой переносим последствия собственной неосмотрительности, чем высокомерие советчика, возомнившего себя нашим добрым гением.
Драйден[5] любил балансировать на самом краю смысла.
Главное было придумать великанов и лиллипутов[6]: все остальное не составляло труда.
Жадность — удел стариков, которые первую половину жизни отдали развлечениям, а вторую — карьере.
То, что пишется без напряжения, обычно и читается без удовольствия.
Ничто так не способствует развитию скромности, как сознание собственной значимости.
Брак, чего греха таить, приносит немало огорчений, зато холостая жизнь напрочь лишена удовольствий.
Легче переносить зло, чем причинять его; по той же причине бывает легче чувствовать себя обманутым, чем не доверять.
Существует три разновидности критиков; первые не признают никаких литературных законов и о книгах и их авторах судят, руководствуясь лишь собственным вкусом и чувствами. Вторые, напротив, выносят суждения только в соответствии с литературными законами; третьи же знают законы, но ставят себя выше них — этим последним начинающий литератор и должен стараться угодить в первую очередь.
Они («Письма сыну» лорда Честерфилда. — А.Л.) учат морали шлюхи и манерам учителя танцев.
Удовольствие, которое способен доставить хороший собеседник, никоим образом не зависит от его знаний и добродетелей.
Писать следует начинать как можно раньше, ибо если ждать, пока ваши суждения станут зрелыми, вызванная отсутствием практики неспособность выразить взгляды на бумаге приведет к такому несоответствию между тем, что вы видите, и тем, что сочиняете, что, очень может статься, вы навсегда отложите перо.
Праздной жизнью я живу не столько потому, что люблю общество, сколько потому, что избегаю самого себя.
Самая удачная беседа — это та, подробности которой на следующий день забываются…
Даже остроумия ради никогда не следует выставлять себя в невыгодном свете; собеседники от души посмеются вашей истории, но, при случае, могут ее вам припомнить и вновь посмеяться — уже над вами.
Занятия литературой обыкновенно требуют неукоснительного прилежания и постоянного упорства, к чему ум наш привыкает разве что по необходимости и от чего наше внимание отвлекается ежесекундно, обращаясь к темам, куда более приятным.
Умным хочет быть всякий; те же, кому это не удается, почти всегда хитрят.
Огурец следует тонко нарезать, поперчить, полить уксусом — а затем выбросить за ненадобностью.
Любопытство — одно из самых непреложных и очевидных свойств мощного интеллекта.
Патриотизм — это последнее прибежище негодяя.
Поверьте, если человек говорит о своих несчастьях, значит тема эта доставляет ему определенное удовольствие — ведь истинное горе бессловесно.
Для богатых и сильных жизнь — это нескончаемый маскарад: все люди, их окружающие, носят маски; поэтому понять, что о нас думают другие, мы можем, лишь перестав подавать надежды и внушать страх.
Власть прельщает неистовых и гордых; богатство — уравновешенных и робких. Вот почему юность стремится к власти, а старость пресмыкается перед богатством.