— Так в чем же дело? — спросила Алла Астахова. — Что будет на следующей станции?
— На следующей станции? — заговорил Жариков. — Вы, конечно, знаете, что я, ну, как это, по-старому говоря, вундеркинд, что ли. Объясняю: вундеркинд — это такой молодой человек, который опережает своих сверстников в развитии умственно на три года. Так вот… Если я вундеркинд, то кто же такой Юрий Иванов, ведь он же меня в своем развитии опережает года на 33!.. Вот в чем загадка! Как ему удается опережать нас всех на 33 года? Что это такое? Трюк? Феноменальные способности? За счет чего он опережает и где он берет время опережать всех нас? И клянусь вам, что я эту загадку разгадаю, где он берет время.
— Ладно, Жариков, — сказала Астахова, — у нас у каждого своя версия. Предлагаю каждому, кто остановился на своей версии, проверить ее, а ты, Жариков, проверяй свою.
Даже представить нельзя, товарищи потомки, что могли обо мне навспоминать эти жалкие ченеземпры. Дочитайте мои мемуары, поймете. А позавчера я обнаружил в кармане курточки сложенный вчетверо листок бумаги. Когда я его развернул, то увидел, что весь листок исписан… чем бы вы думали? Тем, что я ненавижу больше всего на свете… Да-да, стихами… Сти-ха!-ха!-хами! Вот полюбуйтесь, что я обнаружил в своем кармане:
Прислали человеку, у которого из-за его сильной программы самообучения весь день занят и расписан до секунды, — смотрите мой бортжурнал[1] — прислали мне стихи. И главное, я их был вынужден прочитать и даже записать первый раз в жизни и первый раз в бортжурнал.
«12.30—12.35 — читал стихи.
12.35—12.40 — думал о том, зачем и кто их мог мне прислать!»
Нет, стихи — это явная провокация. Явная провокация, только зарифмованная. И она может быть истолкована вами, потомками, совершенно неправильно, как неправильно — это я потом напишу. Пока скажу так: конечно, лучше, чтобы ченеземпры меня и не вспоминали, но не вспоминать обо мне совсем нельзя. Ведь мои младенческие годы и так остались незаписанными; что я говорил в три годика, о чем думал, о чем мечтал — не помню. Ни папа, ни мама не догадывались записать хоть что-нибудь. Вот вам и результат, значит, уже какая-то часть моей жизни осталась в лапах времени. Я у кого-то читал: что записано, то вырвано из лап времени. Только, товарищи современники и потомки, не подумайте, будто я собираюсь вести какой-нибудь там дневник или что-то в этом роде, какие пишут обычно девчонки или которые обычно советуют писать безвольным людям. Я читал недавно один детский журнал, впрочем, что это я пишу какие-то глупости про себя? Читал?! Не читал я этого журнала, а так, просматривал. Так вот, в этот журнал одна девчонка письмо написала, что, мол, делать? Как избавиться от безволия? Ей в журнале отвечают так: этот вопрос, мол, серьезный, он волновал еще и Льва Толстого, который в юношеском дневнике тоже упрекал себя в слабоволии и искал способ укрепить волю. Ну, а дальше девчонке дали ряд советов, и среди них — вести дневник. Он, мол, поможет ей сформировать волю и характер. Дневник, мол, это в первую очередь разговор о самом себе: так ли, мол, живу, как надо?.. Ну и так далее и тому подобное. Мне, конечно, смешны презираемые мною ченеземпрские советы. Надо сказать, что я все человечество делю на две части — на ченеземпров и чедоземпров. Ну, потомки будут с моей помощью знать, что такое ченеземпры и чедоземпры, а вот современники, может, и не успеют познакомиться с объяснением этих слов, потому объясняю: ченеземпр — это человек, недостойный земного притяжения, а чедоземпр — это человек, достойный земного притяжения. К ченеземпрам я отношу, ну, во-первых, всех до одной девчонок, поголовно, всех до одной без исключения. И мальчишек, не всех, конечно, а всяких там лириков, антимоников и прочих. Их я тоже отношу к ченеземпрам, а остальных, очень немногих, я называю чедоземпрами. А чтобы вы поняли и разделили мое отрицательное отношение к девчонкам, я прилагаю к своим воспоминаниям заметку о мнении Всемирного фонда охраны природы, которая появилась в Париже по поводу деятельности Кристиана Диора — этого всемирно известного законодателя мод. Вот эта заметка: