Глава 1. Уроборос на цепи
Когда порою изменяли силы И обжигала сердце горечь слез, Со мною, как сестра, ты говорила Неторопливым шелестом берез.
Всеволод Рождественский
Я обожала навещать бабушку в деревне, но в последнее время делала это всё реже. Потому что боялась вопроса, который обязательно задаст моя Лидочка.
Этот вопрос сыпался на меня из каждого родного рта. Его задавали родители, учителя, друзья и даже люди, с которыми я случайно познакомилась в очереди. Этот вопрос я частенько задавала себе сама – гуляя с подругами в парке, слушая одним ухом учителя по литературе или пялясь в потолок глубокой ночью. Но ответ всё не приходил.
Вот и сейчас, надеясь не услышать зловещий вопрос, я прятала нос в пухлом пирожке с вишней и искала отвлекающие факторы.
Бабулина кухня в Тихолесово наполнялась тёплым запахом сладкой выпечки и майским воздухом с привкусом свежего сквозняка. Ветер за окном трепал лысые кусты шиповника под оградой и врывался через деревянную форточку, гоняя туда-сюда узорчатые полупрозрачные занавески. Цветочки на них немного пожелтели от времени. Всё здесь было родом из детства. С тех самых пор, как мне было три года, бабушкина кухня почти не изменилась. Светлая, небольшая, с деревянными стульями и застеленным клеёнчатой скатертью столом.
Здесь мне снова было десять лет, когда мы с бабушкой вместе читали книжки, лепили пельмени, пили чай с конфетами и болтали о всякой ерунде. Из этого окна она звала меня домой с улицы, и я, попрощавшись с подружками, бежала мыть руки сильно пахнущим хозяйственным мылом и садиться за стол, уставленный сочными котлетами и мятой картошкой.
— Ба, это что? — Я подвинула пальцем блюдце с белой жидкостью на подоконнике.
— А? — Моя Лидочка развернулась от плиты, поправляя прикрывающий бёдра кардиган. Это был её любимый предмет одежды наряду со всякими необычными очками. Кардиганов у неё было с пару десятков, но этот мне нравился особенно — чёрно-белый, полосатый, как шкурка зебры, с белой бахромой по нижнему краю. — А, Блажена, это домовой разыгрался. Стал подворовывать вещи кой-какие. То одно пропадёт, то другое... Когда вернёт, а когда и с концами захапает! Вот, задабриваю молоком.
В домовых, леших, русалок и всякую другую нечисть бабушка верила всерьёз — спорить с ней я не стала бы даже в самом плохом настроении. Мама иногда переживала, что странности бабушки — это звоночек о какой-нибудь старческой болезни, но она всегда такой была. Я оставила блюдце на подоконнике в покое.
— И что украл? — Поддерживая бабушкину легенду, надеялась избежать страшного вопроса.
— По мелочи. То носки мои вязаные — пол-то ещё холодный, земля не прогрелась, я в носках хожу. А он возьми, да и спрячь. Так три пары! То пульт от телевизора, а у меня как раз передача начиналась. А на днях шумовка пропала! Так пришлось новую покупать – до сих пор не отдал, а как я без шумовки?
— И чего же он так распоясался?
— Поди разбери, что ему не хватает. Дом в порядке — это он мне беспорядок делает. — Моя Лидочка отмывала тарелку от маленьких клейких кусочков теста, взглядом проверяя чайник на плите. — Представляешь, Мишка Елисеев пропал!
Я вспомнила курчавого мальчишку лет шестнадцати, который жил через пару домов от бабушки. Худой, бедовый, вечно ошивался с ребятами постарше у местного ларька. Он был весёлый, прыткий, с озорными глазами и языком без костей.
— Как пропал?
— Вот так: совсем пропал! С неделю назад пошёл на речку и не вернулся.
— Один пошёл? — Я удивилась, потому что редко видела Мишку без компании.
— Один. — Бабушка кивнула тарелкам в раковине, не поворачиваясь. — Не знаю, что с ним стало. Участковый искал-искал, да разве тут найдёшь… Женька с ног сбилась, а потом плюнула. Ясное дело.
Женькой бабушка пренебрежительно называла мать Мишки — женщину с опухшим от алкоголя лицом и красными пятнами на щеках, которую я за всю жизнь видела трезвой всего пару раз. У неё был ещё восьмилетний сын — младший брат Мишки — Егор. Оба мальчика были от разных отцов, хотя тётя Женя всегда жила одна, без мужчины.
— Может, в город сбежал?
— Очень надеюсь, Блаженочка, очень надеюсь.
Не сказать, что это было редкостью. Папин друг из полиции как-то рассказывал, что им каждый день приходят ориентировки на пропавших подростков — большинство из них сбегает из дома. Учитывая Мишкину ситуацию, я бы не удивилась, встретив однажды парня в городе.
Бабушка, наконец, закончила с посудой, стряхнула капли воды с рук в раковину, вытерла пальцы вафельным полотенцем, налила себе чёрный чай из заварника, смахнула каплю с носика, чтобы та не оставила след на скатерти, и плюхнулась на стул напротив. В свои шестьдесят семь она ходила на маникюр к молодой соседке и даже слегка подкрашивалась.