— Яви нам картину будущего. — Провозгласила Волынская.
Гладкая поверхность тут же пошла рябью, как вода, в которую кинули камень. Мы вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть, хотя и так было прекрасно видно. Форма на отражении Эльзы окрасилась, рябь остановилась. Девушка слегка повернулась, чтобы самой лучше разглядеть отражение, и оно повернулось вслед за ней. Эльза по ту сторону зеркала казалась чуть взрослее, глаза были строже, а чёрные кудрявые волосы длиннее. Смуглую кожу превосходно оттеняла чёрная рубашка и алый сарафан, подтянутый под грудью тонкой чёрной лентой.
— Добро пожаловать в дом Искусств, сестра! — Улыбнулась Волынская, и зал разразился хлопками, криками и свистом.
Дом Искусств растянул весёлую песню, хлопая в такт ритму. Эльза развернулась к нам, и отражение в зеркале снова стало нормальным. Девушка с улыбкой сбежала по ступенькам и встала рядом — я кожей чувствовала её радостное напряжение.
— Поздравляю. — Шепнула я, и Эльза сжала мою ладонь горячей рукой.
Волынская призывала к порядку, и в зале снова стало тихо. Яга наблюдала за зеркалом со своего места, отмечая каждого студента — кажется, она действительно искала что-то в первокурсниках.
Отражение Евы улыбнулось её в форме дома Луны: чёрная рубашка и тёмно-синий сарафан, подтянутый тонким серебристым поясом. На лбу у подруги по ту сторону зеркала блестел серебряный полумесяц.
Ник потирал руки и сильно переживал, пока поднимался на сцену. Из зеркала он взглянул на себя румяным, полным жизни, счастливым, в бледно-жёлтой рубашке с золотыми узорами и зелёных брюках.
Я аплодировала каждому – и друзьям, и ведьмам, с которыми мы за всё время не перекинулись даже парой фраз. Постепенно все обретали свои дома, и скоро очередь дошла до меня.
— Блажена Силина.
Вся дрожа, я вышла из тёплого и уютного ряда друзей. Ева проводила меня поглаживанием по спине. На негнущихся от страха ногах перешагнула три ступени и поднялась на сцену, сквозь пелену в ушах подошла к зеркалу и мысленно поздоровалась со своим отражением. Пльцы дрожали, а сердце отбойным молотком чеканило рёбра.
Отражение было моим. Не менялось. Глаза смотрели раздосадованно, уголки губ грустно опустились.
— Яви нам картину будущего. — Хрипловатый голос Волынской послышался слева, и картина начала меняться, подёрнутая рябью.
Отражение улыбнулось, хотя я не чувствовала на губах улыбки. Безликий бежевый наряд растворился, оставляя место форме, в которую мне следовало облачиться уже совсем скоро.
Белая рубашка мягко обнимала руки пушистыми рукавами, похожими на облака. Красная вышивка текла по груди и плечам, обхватывала запястья. Колени скрывала свободная юбка сарафана — белого, с расшитым красными нитями подолом, подтянутого под грудью красным поясом.
Форма дома Солнца.
Я вдохнула полной грудью и расплылась в улыбке, разглядывая свою судьбу. Со светящимися от счастья глазами взглянула на Волынскую и увидела, как она довольно кивнула.
— Добро пожаловать в дом Солнца, сестра! – Громогласно пронеслось по залу. Кто-то за спиной зааплодировал и довольно заулюкал.
Я ещё раз взглянула на отражение, чтобы убедиться: глаза не обманули. Но всё так: на мне белый сарафан, я официально получила своё место в мире ведьм и сделаю всё, чтобы не упустить его. Это мой дом. Это моя жизнь.
Только… Что-то в отражении вдруг изменилось.
За спиной поползла тень – она затянула собой весь зал, оставив меня в чёрном густом вареве. Лицо за зеркалом исказилось в ужасе и тревоге, та Блажена глядела на меня так, будто в действительности я сделала что-то омерзительное, страшное, непростительное. Подол сарафана стал красным, росчерки кровавых пятен растекались по юбке, поднимаясь выше. Костяшки правой руки побелели – отражение крепко сжимало в кулаке длинный красный пояс. Не мой – чей-то, чужой. На груди блестела подвеска с Уроборосом, не спрятанная под рубашку. Ноги, обутые лишь в кровь, оторвались от земли, и я поняла, что парю не только по ту сторону зеркала — я зависла и с этой стороны, не чувствуя притяжения. Чернота сгущалась, лицо искажалось в ужасе, покрывалось кровавой росой и вдруг закричало, зажмурившись. В этом крике была мука, выдавленные лёгкие и совершенно ноль звука – он утонул по ту сторону зеркала. Вспыхнула огромная белая вспышка, и мне пришлось сощуриться – так больно она ударила по полным ужаса глазам. Отражение стало белым листом бумаги, а потом растворилось, как дымка. Я приземлилась на пол и еле устояла на ногах. Из зеркала снова смотрело лицо из этого мира — ошалевшее, открывающее рот, как умирающая рыба.