— Немножко знаю.
— Ему уж за семьдесят. А глянешь на него — жеребец, и только…
— Внешность бывает обманчива.
— Твоя правда.
— Можно быть маленьким и сухопарым, да в этом деле способным.
— Опять же твоя правда.
— Почему же ты равняешь епископа с жеребцом?
— Да потому, что уже давно старик, а до сих пор так и зыркает глазами! Ни одной девушки не пропустит в своем приходе, ни одной мужней жены.
— Не может быть!
— Пусть я так жив не буду!
— Грех говорить такое о богослужителе, да еще о епископе!
— Знаешь, что я тебе скажу, батоно Парна! Другого такого верующего, как я, не сыщешь на земле, а вот некоторых богослужителей, прямо говорю, — не жалую. Да и не за что. Вот недавно у одного моего соседа азнаура[4] Мелитона Чхотуа ребенок заболел. Вызвали попа. Есть у нас один такой безбожный поп. Может, слышал? Маркозия Табагуа?
— Как же!..
— Бросил он бубенчики ребенку.
— Ну и что?
— Бубенчики упали крестиком книзу.
— Эх! Значит, грех был на ребенке.
— Так именно и сказал поп. Грех, мол, лежит на ребенке.
— А перед каким святым грех?
— Перед святым Георгием.
— A-а! В чем же мог ребенок согрешить перед святым Георгием?!
— Вот и я говорю…
— Ну и что же, что сказал ваш Маркозия?
— Святой Георгий, говорит, жертву требует!
— Какую?
— Корову.
— Уж будто и не хватило бы ему ягненка или козленка?
— Кому — святому Георгию или попу Маркозия?
— Ха-ха!.. Дальше, дальше! Спас ли святой Георгий бедного ребенка?
— Чтобы бог так спас твоего злейшего врага! Несчастный Мелитон сразу же выскочил из дому и привел корову. Другого такого неимущего азнаура нет в нашем краю! Поп быстро пробормотал несколько молитв над головой коровы, потом свечой выжег в пяти местах шерсть у нее на спине так, чтобы крест получился. И все это на скорую руку. Торопился плут, проклятая душа. Терпения, видно, не хватало. Под конец поп три раза обвел корову вокруг ребенка и тут же велел ее увести.
— Смотри ты! Ну, а потом, конечно, корове быстро оттяпали голову и поп начал молебен, не так ли?
— Как бы не так! Какой там молебен! Поп наспех что-то пробормотал и бросился наружу, чтобы коровью грудинку…
— …Спину, лопатку, сердце и печенки, филе, почки и селезенку отослать домой, не так ли?
— Ты еще забыл про голову и ноги, батоно Парна. Когда поп Маркозия вошел обратно в дом, ребенок уже кончился.
— Но ведь мясо поп успел отослать домой?
— Пусть на нем самом сгниет мясо. Успел, как же не успеть! Поздно догадался Мелитон, почему так спешил Маркозия. Другого такого разбойника-попа во всем Одиши не сыщешь. Этот проклятый не исповедает тебя, не благословит и молебен не отслужит, если заранее не заплатишь ему. Ни бога не боится, ни черта. Но всевышний каждому воздает должное.
— Как это?
— Да так, что с попом Маркозия такое стряслось, чего и врагу не пожелаю.
— Что же с ним такое стряслось?
— А то, что служил он месяц назад обедню…
— Ну и что?
— Один из молящихся шепнул другому, что, мол, в Анаклию прибыл турецкий торговый корабль. Услышал поп и спрашивает: верно, что пришел?
— Так во время обедни-то и спросил?!
— Ну да!
— Так он и впрямь не поп, а разбойник и кадж[5], этот ваш Маркозия Табагуа.
— А я что говорю? Пробубнит несколько слов молитвы, повернется и спрашивает: а почем стоит шерсть на турецком корабле?
— Ну и ну!
— Ему отвечают, он снова пробормочет какие-то молитвенные слова и опять спрашивает: а сукно почем? Потом снова побурчит-побурчит, и опять: а благовония почем, румяна почем, сахар почем, соль, лекарство от поноса…
— Чтобы понос разорвал живот этому богохульнику!
— Так в вопросах и ответах и провел всю обедню.
— Ну, а чего же народ терпит?
— Ты меня удивляешь! А кто у народа спрашивает?
— Дальше, дальше-то что?
— Ух, ну и голосище же у этого Цаишели! Что-то сегодня он надрывается. Наверно, подвыпил крепко. Он нашему попу Маркозия под пару.
— Это почему же?
— А вот почему. Когда Цаишели узнал о проделках нашего попа, он, понятно, рассвирепел.
— Слава тебе, господи!
— Ты думаешь, епископ разгневался на попа за то, что он обедню осквернил? Ничуть не бывало.
— А за что же?
— Если Маркозия Табагуа — разбойник, то Цаишели — разбойник из разбойников и черт.
— Но почему, скажи на милость? Что он такого сделал?
— А вот что! Он решил так: раз попа Маркозия так интересуют турецкие товары, значит, у него должны быть большие деньги.