Чарльз неспешно ходил по тропинкам вдоль могил, делая пометки: вот здесь поправить завалившийся памятник, там заменить крест, тут обновить надгробие. В принципе, работы было немного, и Чарльз удивлялся такому резкому контрасту: замок, построенный на века, понемногу разрушался, а вот на кладбище, распланированному наобум, в низине, не потрескались даже памятники. Как так?
Пройдя больше половины кладбища, Чарльз резко остановился. До него донесся легкий запах тления. Он оглянулся, принюхиваясь. Тянуло из дальнего угла, где виднелась одинокая могилка. Деревья там стояли гуще, так, что угол был совсем в тени, и солнце не пробивалось сквозь плотную листву.
Чарльз двинулся дальше, по направлению к стоящей наособицу могиле. Сладкий запах гнили ударил по обонянию, так что Чарльз, не выдержав, достал платок и зажал нос, дыша ртом.
«Чему тут так пахнуть? Может, собака сдохла неподалеку?» — размышлял Чарльз, постепенно приближаясь к своей цели.
Вот он дошел до места. Простая могилка, с памятником, заляпанным грязью и обломками веток. Земляная насыпь безо всякого надгробия, крест, с навешанной на нем табличкой, где, скорее всего, указано, кто захоронен. Запах тления и разложившейся плоти резал ноздри и комом стоял в горле. Чарльз дышал ртом через раз, ощущая как запах дерет горло и пробирается под кожу.
Он несколько раз обошел вокруг, пытаясь определить, откуда доносится смрад, но, казалось, тянуло из самой могилы. Чего, собственно говоря, быть не могло. Никаких умерших животных поблизости он не обнаружил. Поэтому, определившись с фронтом работы, Чарльз повернул назад, решив вернуться сюда завтра с необходимым инструментом для того, чтобы очистить памятники и надгробия. Потому как он подозревал, что сюда, как и в гробницу, никто из рабочих не сунется из-за своих предрассудков.
Элизабет находилась там же, где Чарльз ее оставил — в каре. Он сел на место водителя и тронулся по направлению к замку, попутно рассказывая девушке, что он разузнал и что намерен делать. Упомянул и гнилостный запах. На что Элизабет зябко повела плечами и пробормотала что-то неразборчивое.
Вторую половину дня Чарльз посвятил текущим делам: обсудил с рабочими, сколько нужно материала на восстановление конюшни.
Лошади ему всегда нравились: эти умные, гордые животные всегда вызывали в нем чувство восторга. От бывшей конюшни остался лишь осыпавшийся фундамент, вокруг были видны следы большого пожара, восстанавливать придется с нуля, и пока неизвестно еще, будет ли у Чарльза возможность развести лошадей. Ведь одно дело — симпатизировать этим благородным животным, и совершенно другое — заниматься их разведением.
Но, так или иначе, а раз конюшня имела место в прошлом, то значит, быть ей восстановленной и в настоящем.
И Чарльз увлеченно обсуждал цены на доски и кирпич, как всегда помечая самое важное в своем блокноте.
Вечер хозяин замка провел в библиотеке за чтением «Грозового перевала» Бронте, переживая вместе с героями неумолимо нарастающее напряжение по мере приближения трагической развязки. Да так и заснул там же, на кушетке времен правления короля Карла I. На этот раз спал он крепко и без сновидений и проснулся бодрым и полным сил.
Едва позавтракав, Чарльз уехал на кладбище.
Там он сначала скосил газонокосилкой траву и сгреб ее у ворот. Пособирал валявшиеся ветки, в кучу к скошенной траве. Обмёл веником не сильно загрязненные могилы и памятники. Подрезал свисающие до земли ветви деревьев. Затем взял жесткую щетку на длинной сменной рукояти и стал отчищать особо загрязненные памятники и хорошо сохранившиеся надгробия, начиная от центральных ворот и продвигаясь к одинокой могиле в дальнем углу.
Это заняло его на неделю. За кладбищем он обнаружил завалившийся колодец, и, привезя рабочих, которые, к слову сказать, отказывались, как могли, общими усилиями расчистили его. Что удивительно, колодец был вполне действующим, пить оттуда Чарльз не рисковал, но вот вода в наведении порядка ему была ох как нужна.
Он набирал ведро, ставил его рядом с собой и тщательно мыл надгробия, памятники и кресты щеткой с жесткой щетиной.
Через девять дней, уже под вечер, когда солнце начало садиться, он добрался до одиночной могилы. Гнилостный запах тления все так же присутствовал, но дышать уже было терпимо.
Граблями он отгреб слежавшиеся листья и упавшие ветки, свалив все в кучу. Прошелся щеткой по кресту, уделяя внимание прибитой табличке.
«Элизабет Гарден-Слотт. 1736-1755 (?) 1805», — прочел Чарльз проявившуюся из пыли и грязи надпись.
«Интересно, что значит вопросительный знак? Неизвестна дата смерти? И почему две даты? Через пятьдесят лет. Странно все это. И узнать не у кого».
Чарльз вылил грязную воду под дерево и пошел к колодцу заново наполнить ведро. Вернувшись, принялся за памятник. Простой и каменный, трапециевидной формы, он заканчивался навершием в виде креста. Взял скребок, отдирая слишком уж большие куски грязи. Почистил сначала боковины, затем заднюю часть, и в конце — лицевую. Когда слой грязи сошел, то прямо под навершием Чарльз обнаружил выбитый портрет. Девушка. Волосы спадают каменной волной. Резные брови вразлет. Губы приоткрылись в улыбке. Вот тут, справа на щеке, плохо вымыто — грязные разводы — Чарльз протер это место тряпкой, кинул ее в ведро и отошел на несколько шагов, чтобы посмотреть на результат.
Обернувшись, он чуть не споткнулся. С памятника на него смотрела Элизабет. Каменные волосы волной. Тот же наклон головы. Пристально смотрят белые, не синие, каменные глаза, вынимая из Чарльза душу.
«Элизабет? Элизабет! Но как? Как же так? — Чарльз на нетвердых ногах подошел к памятнику и упал на колени сбоку от надгробия. Трясущейся рукой дотронулся до вырезанного на камне портрета, проведя по холодной щеке. — Что произошло? Что все это значит? Элизабет? — В мертвенной тишине послышались глухие рыдания. Чарльз, забыв, что он взрослый мужчина, владелец огромного замка, обхватив одной рукой памятник и прижавшись своей щекой к вырезанному портрету любимой девушки, плакал, как ребенок. — Так ведь не может быть, я ведь. — Он всхлипнул. — Я ведь влюбился в тебя. Элизабет... Элизабет...»
Вдалеке сверкнула молния, разрезав надвое темное пространство, словно огненным мечом. Земля заметно содрогнулась. Завыл ветер, закручивая мелкие сухие листочки и кидая их прочь. Где-то громко простонала неясыть. И все стихло. Ни ветерка. Ни шепотка. Ничего.
Постепенно рыдания стихли, и Чарльз заметил, что на кладбище опустились сумерки. Пора возвращаться.
Он медленно поднялся, разминая затекшие ноги, и обернулся.
На него смотрела Элизабет. Без своей вышедшей из мода шляпки, скрывающей пол-лица. Распущенные темно-каштановые волосы до пояса. Синие глаза. Горящий взгляд. Легкое муслиновое платье в пол желтого цвета. Элизабет парила над землей и сама была полупрозрачной.
— Элизабет? — Чарльз всматривался в ставшие такими родными черты любимого лица, с ужасом понимая, что Элизабет — это Бетти. Даже платье было тем же. Из сна. — Бетти? — Он шагнул к стоящему призраку, протягивая руки. Призрак медленно кивнул головой. — Объясни мне. Иначе я сойду с ума. Я только что увидел тебя на памятнике, а сейчас вот ты стоишь передо мной... неживая... Пожалуйста, объясни, что все это значит! Прошу! — Последнее слово получилось с надрывом.