И потому был искренне и полностью на стороне Константина Николаевича. Он немедленно позвал своего секретаря, который был с ним и который остался в приемной. Приказал отправиться в Зимний дворец и испросить очередную срочную аудиенцию для шефа жандармов Бенкендорфа и его товарища великого князя Константина Николаевича. По очень важному и немедленному делу, касающемуся лично его императорского величества!
Секретарь, видя, как его начальник сердит и возбужден, вопреки обычаю не улыбался, а сдержанно повторил, что надо было повторить сначала адъютанту монарха, а потом и самому государю-императору Николаю Павловичу. Сам побледнел. Если уж дело касалось ЛИЧНО его величества, то это ужас. В бытность своем адъютантом он только один раз слышал такую формулировку. И до сих пор и монарх, и вся империя содрогалась от таких событий. Восстание декабристов! А чего же теперь?
Граф не зря не ушел из рабочего кабинета великого князя и даже не стал пить редкого для этого времени кофию. Они не успели обговорить о дополнительных для показа Николая I документов, дабы все было четко доказательно и все показано, как спешно подошедший секретарь сообщил, что непосредственно сейчас император слушает доклады министров — военного князя Долгорукова и иностранных дел Нессельроде. Но потом, если господам жандармам надо сию минуту, он готов отложить каждодневные дела и немедля выслушать их.
Судя по тону, император пока никак не мог понять, почему жандармы, при чем оба, уже намедни встречавшиеся с ним, вдруг попросили срочную аудиенцию, да еще с такими грозными формулировками.
«Ничего, — хмыкнул великий князь, — мы, ваше величество, вскоре собьем вашу вальяжность. Петухом закукарекаете».
Бенкендорф, похоже, думал так же, поскольку не испугался тональности императора. Конечно, близким людям, а тем более родным тот позволял многое, но все же в таком случае очень легко можно было нарваться на августейший выговор. А они очень на это напрашивались.
Но ведь и дело у них было заведомо важное и даже почти убийственное!
Прибыли. Император Николай действительно был занят министрами, но не совсем на недолго. Константин Николаевич даже не решился отойти в Зимнем дворце до жены, которая была еще здесь неподалеку.
Министры вышли вместе. Но при этом, если Нессельроде с ними поздоровался, но сухо — дескать, я на вас по-прежнему недоволен, то князь Долгорукий, наоборот, оказался подчеркнуто вежлив и доброжелателен. Он даже шутливо попенял, что государь-император так торопился к ним, что даже сократил их доклад. А ведь речь шла о возможной войне с Англией. А, по сути, и с Европой, поскольку эта страна с Россией никогда одна не воевала.
— Во как! — обменялись взглядами жандармы, — а они-то думают, что монарх их не очень-то ждет. Еще как ждет! И не пожалеет!
— Нуте-с, господа, я жду! — сказал Николай нетерпеливо при их появлении и почти потребовал: — я, надеюсь, ваше дело действительно сложное и срочное, а то вы мне весь рабочий день угробили! А мы тут почти к войне готовимся!
— Так точно, ваше императорское величество! — отрапортовал Константин Николаевич, — сейчас мы вам все расскажем! Это настоящая бомба!
Вообще-то, поначалу предполагалось, что будет докладывать сам шеф жандармов. Это и по должностному положению и по личному состоянию. Великий князь полагал, что ему расти уже некуда и незачем рваться. И так именно для него император создал высокий партикулярный чин 1-го класса!
Но потом, по мере роста напряженности, Бенкендорф стал нервничать и сам решил, что чего-нибудь напутает и откровенно наврет. Ведь именно великий князь автор этой пертурбации. Вот пусть он и расскажет в присутствии шефа жандармов, чтобы его императорское величества не думало, что его товарищ шефа жандарма роет под своего начальника.
И великий князь хладнокровно доложил августейшему повелителю:
— Ваше императорское величество, это дело непосредственно развивалось перед вами и, собственно, вам и пришлось его начинать. Поначалу, это было, как дело о краже бриллиантов вашей любимой дочери и моей не менее любимой жены Марии Николаевны. Это когда вор в законе, ныне покойный Андриан Два Пальца, запугав ее горничную Анюту, выкрал драгоценности у великой княгине. Сейчас же трудно сказать, была ли это инициатива уголовника, или сами дипломаты увлеклись, но главная-то цель была другая — ваши бумаги!