– Давай поворожу, – Любомира снова протянула к нему руки, но тот отмахнулся:
– Поворожи лучше, куда гуси-лебеди Василёчка нашего понесли.
– Знамо, куда, к Ягине на болото столоваться, – Любомира с силой сжала в кулаке белые перья, только остовы захрустели. – Я их догоню.
Вскочила на ноги и решительно направилась к двери.
– Куда? Не пущу! – Шуршаня бросился ей наперерез, раскрыв свои короткие ручки во всю их небольшую ширь. – Не догонишь ты их! Сама сгинешь и братцу не поможешь!
Любомира могла бы просто перешагнуть через невысокого домовенка, но все же остановилась. После того, как от неведомой хвори померли отец с матушкой, Шуршаня остался в доме за старшего, и Любомира привыкла его слушаться. Домовой плохого не посоветует.
– Неужто ты думаешь, что я родного братца в беде брошу? – она с укором посмотрела на Шуршаню.
– Да, как ты как могла… Да, на меня так подумать… – Шуршаня с обидой сверкнул на нее глазками-бусинками, и Любомире стало стыдно за такие подозрения:
– Прости, Шуршаня. Но что же делать-то теперь? – ведьмочка обреченно вздохнула и присела на лавку.
– Знамо, что, – домовой начал загибать пальчики. – Утра дождаться, в путь-дорогу с умом собраться. А хорошо бы еще и провожатым обзавестись, чтоб до болот в сохранности довел.
– Да, кто ж туда пойдет? – Любомира чувствовала себя очень несчастной, слабой и никому не нужной. Сирота-безотцовщина, одно слово. Она сжимала зубы, стараясь сдержаться, но слезы все равно по одной просачивались из ее красивых зеленых глаз. – И какую только нечисть я сегодня рассердила? Ох, а какой страх мне в пламени купальского костра привиделся…
– Все одно ведь спать сейчас не ляжешь, – Шуршаня забрался к девушке на коленки и теперь ласково гладил ее по руке.
Любомира только головой покачала.
– Сходи к Василине, спроси совета. Деревенская ведьма научит уму-разуму.
***
Купальский костер догорел, ранний летний рассвет настойчиво расталкивал в стороны ночной морок. На траву легла густая теплая роса.
Василина была дома.
Едва Любомира занесла руку, чтобы постучать, как услышала из-за двери сильный голос деревенской травницы:
– Заходи!
И было в этом голосе что-то такое неуловимо строгое, словно Василина собиралась ругать ученицу. Любомира оробела и тихонько толкнула незапертую дверь.
– Думала, быстрее примчишься, – ведунья была стара, но взгляд ее был яснее, чем у многих молодых.
У Любомиры точно язык отнялся от страха. Нужно было Шуршаню брать с собой для смелости. Но разве домового из дома вытащишь?
– Ты чего с праздника-то убежала? – Василина продолжала буравить ученицу сердитым взглядом. – Опозорила хорошего мужика перед всем поселком.
– Ох, – только и смогла выдохнуть Любомира. – Баба, я такую жуть в огне углядела.
– Что еще за жуть? – Василина по-прежнему строго хмурила брови, но увидев неподдельный страх ученицы, чуть смягчилась.
Любомира испуганно покосилась на травницу:
– Видела, будто… не Марун это вовсе. А будто зверь лютый на меня из огня напрыгнуть хочет.
– Хм… Купальское пламя врать не станет. И какого же зверя ты увидела в нем, девонька?
– Медведя, огромного, лохматого… – воспоминания о пугающем мороке захлестнули Любомиру, и она осеклась. – Это что ж такое было, а баба?
– Видится мне, о том лучше у самого Маруна спросить, – Василина поджала сухие губы. – Но ты ведь не за тем ко мне пришла? Другая напасть тебя гложет.
– Гуси-лебеди в поселок прилетали, – Любомира зашептала быстро, словно боялась, что не успеет всего рассказать. – Братца моего, Василёчка, забрали. Вызволять его надобно. Подскажи, баба, научи уму-разуму, как спасти Василёчка…
Горло у Любомиры перехватило, и она заплакала, представив, каково ему там одному, маленькому мальчонке, в темной чаще, у страшной колдуньи.
– Баба Яга – костяная нога. Ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос, – Василина пробормотала старинный наговор, и Любомире стало еще жутче, а поток слез удвоился.
– Да, не реви ты, – раздраженно бросила Василина. – Найдется твой братец.
– Ягиня с детками не церемонится, она их… – растирая слезы по щекам, едва выдавила из себя Любомира.
– Что, ест? – Василина переспросила это с такой насмешкой, что слезы Любомиры разом высохли.
Она очень по-детски шмыгнула носом. Утерлась рукавом праздничной рубахи:
– А что, разве нет? – переспросила.
А Василина в ответ разразилась таким заливистым смехом, что девушка опешила.