— Ты совершенно прав! Она — такая, и даже сверх того! Ты даже не можешь себе представить, насколько!
Меня остановило не столько то, что мне стало немного стыдно, сколько беспокойство, вдруг она может услышать.
Она и не на такое способна.
Стоит ли беспокоиться о её чувствах, если её приспешники вот уже полгода пытаются меня убить? Или стараться, чтобы её уважали?
Может, я и любил женщину из своих фантазий, но не настолько, чтобы защищать её перед теми, за кем она так долго охотится и кого она просто не в силах отпустить на четыре стороны.
С момента моего освобождения из Башни в Чарах, не прошло ни дня, чтобы я не испытывал недоумения от своих отношений с главным жупелом современности.
С одной стороны, я был уверен, что эта женщина — средоточие всего зла, с другой — она была той ненаглядной и единственной женщиной, которая, если я проживу тысячу лет, останется самой дорогой.
И написав это, я сильно надеюсь, пока я жив, никто не прочтёт эти записи.
Помотав головой, словно это могло рассеять царящий в ней туман, я ответил:
— Наверное, раз тут ничего толком нет, стоит отсюда убираться поскорее. Расскажешь лейтенанту о дороге.
— Кстати, да. Выглядит немного странно. Она уходит в сторону, пересекает кладбище, затем снова уходит в сторону, а потом снова прямо.
— Серьёзно?
— Да, я сам проверил. Наверное, ты прав. Следует улепётывать отсюда. Вряд ли переживу ещё одну ночь с чужими кошмарами.
Его обветренное лицо преобразилось, словно он мысленно вернулся в прошлую ночь:
— Думаю, люди в могилах погибли, сражаясь с Властелином, в самом начале.
— И вообще эти леса, кажется, битком набиты осколками тех времён.
Он хмыкнул в знак согласия.
Я заметил, что, несмотря на согласие с моим предложением, ни он, ни я, ни кто-либо ещё не оторвали зад и не начали двигаться.
Осмотревшись, я увидел, что почти у всех было одинаковое отсутствующее выражение лица.
А где Гоблин?
Никто не знал.
Мне удалось собраться с силами, чтобы встать и похромать в поисках маленькой жабы.
Маленький колдун оказался внутри главного здания.
Ильмо не соврал насчёт эха.
Гоблин отлично проводил время, распевая (всё это сарказм и лесть!) сочинённые по ходу дела куплеты о том, как у Одноглазого лицо похоже на северный конец осла, направляющегося на юг. Куплеты он то и дело прерывал хихиканьем над собственным остроумием.
— Эй, брат! Здесь потрясно!
Потрясно? Возможно. Грандиозно — безусловно. Камень был отполирован до блеска, а в крыше сделано несколько огромных застеклённых световых колодцев.
Кто-то в прежние времена весьма вложился — всё это стоило огромных усилий и трат. Но с какой целью? Концепция мемориала понятна, но такое — слегка избыточно.
— Мы собрались обратно. Здесь слегка жутковато.
Он хмыкнул:
— Слегка? Жуть на жути! Вы идите, я догоню. Будет обидно не спеть ещё пару куплетов.
— Я передам Одноглазому, где тебя искать. Он явится, и вы, ребята, сможете спеть хором или на два голоса.
Он слегка скривился, но затем снова расплылся в широкой ухмылке.
— Валяй. И Молчуна зови тоже. Может сообразим что-нибудь на троих.
У него явно какой-то бзик или временное помрачение.
Хотя, идея безмолвного пения Молчуна меня позабавила.
Мужик не разговаривает даже во сне.
Пока меня развлекал кроха-солист с жабьим лицом Ильмо с остальными не сдвинулись с места.
— А ну, оторвали жопы! — рявкнул я. Мой визит внутрь, кажется, излечил мою апатию.
Ильмо пал жертвой собственной сержантской мудрости: если орать достаточно громко и долго, используя крепкие слова, то можно заставить кого угодно сделать что угодно.
Подняв их на ноги, я вытолкал их, но не в сторону Отряда, а туда, где наперебой с собственным эхом упражнялся Гоблин. Если это место освежило голову мне, может и на остальных подействует.
Сработало.
И вот мы кучей смущённо слушали, как Гоблин завывает словно мартовский кот во время течки… пока кто-то не предложил ему заткнуться, пригрозив скормить ему кишащую вшами чёрную шляпу Одноглазого.
— Это смертельно для жизни, — заключил Ильмо.
Шляпа Одноглазого была древней как смерть и невероятно грязной.
Под стать Одноглазому — он столь же древний и невероятно грязный.
Гоблину ничего не оставалось как присоединится к нам.
У Лейтенанта возник резонный вопрос. А не поразит ли нас эта сонная хрень прямо посреди дороги?
Все пожали плечами. Ответа никто не знал. Даже Гоблин не имел ни малейшего представления, а он, как и Одноглазый, охотно врёт, что он — главный авторитет в мире по любому вопросу, и считает, что мы должны с этим смириться.