Вот, хрень.
— Пыталось? У "него" получилось?
— Не думаю. Тебе придётся подождать, пока он не очнётся, чтобы узнать наверняка.
Тут двое парней приволокли безжизненное тело моего подмастерья Сверкунчика.
— С этим та же хрень, — объявил Гоблин, прежде чем я открыл рот.
— А где Душечка? Вот было бы здорово, если бы она подошла, пока я разбираюсь с этими недотёпами.
— Точно, не повредит, — согласился Одноглазый, как раз перед тем, как раздался очередной вопль. — Как же нам везёт на дураков! Готов поспорить, какой-то придурок просто коснулся одного из камней просто чтобы выяснить, не из-за них ли кричат.
Прежде чем эпидемия тупизма миновала, у меня на руках оказалось шесть идиотов без чувств. Я доложился Лейтенанту:
— Есть и хорошая новость: все шестеро грёбанные салаги из Трубы.
Большинство из них были в бегах и разыскивались за преступления. В целом были теми людьми, которых редко хвалили за их выдающиеся умственные способности или вдохновляющий жизненный выбор.
К моей повозке пришли Душечка с Молчуном, но им очень не хотелось задерживаться посреди кладбища. Здешний колдовской климат был неприятен для девушки. Молчун предложил:
— Мы поможем, если ты выберешься за пределы вала.
Я обратился к Ильмо:
— Как насчёт того, чтобы собрать дюжину лодырей и вытащить отсюда эту недвижимость?
Пятнадцать минут спустя я, моя повозка и мои пациенты оказались на обочине дороги за пределами вала в двух шагах от леса. Очень неуютно чувствовавшая себя Душечка стояла в окружении валявшихся без сознания парней. Она раскачивалась взад и вперёд, выставив левую ногу.
Молчун показал жестами:
— Даже здесь очень сильное ощущение от того места. Поэтому и животные не хотят к нему близко подходить.
Он никак не объяснил что «это».
Я ничего особенного не почувствовал, может быть, потому, что заходил с Гоблином в тот пустынный зал.
Душечка оживилась.
— Действует! — подразумевая, что её присутствие оказывает положительное влияние на полдюжину идиотов.
Душечка оказалась первой, что увидел Рыжий, открыв глаза. Его лицо потемнело от чёрной похоти. Затем он увидел кое-что ещё: Молчуна. И тот не улыбался.
Потом Рыжий увидел третье и четвёртое существо: Гоблина с Одноглазым.
Те тоже не улыбались.
Дурак унялся.
Одноглазый присел на корточки рядом.
— А, расскажи-ка нам, дружок, что случилось, — внимательно следя за тем, не перестаёт ли Рыжий вести себя как Рыжий, несмотря на его реакцию на Душечку очень даже в собственном духе.
— Когда я коснулся этого белого камня, меня захватили чьи-то воспоминания. Все сразу. Целая жизнь, которая кончилась очень плохо. Всё, что я смог понять, это то, что видел его глазами, потому что ни слова не понял. Ни разу не слышал такой язык.
— Думаю, он чист и может отправиться в путь, как только вспомнит, как ходить, — объявил Гоблин.
Напирая на слабость, Рыжий начал ныть и уговаривать посадить его в мой фургон.
Душечка похлопала меня по плечу.
Пришёл в себя ещё один клоун.
Его доклад совпал со словами Рыжего, за исключением того, что он добавил: явление, с которым он столкнулся, хотело захватить его, но не смогло, потому что не нашло общего языка.
Я решил, что это звучит немного странно и посмотрел в сторону колдунишек. Все промолчали.
Появился Лейтенант.
— Сколько тебя ждать? Дневной свет уходит.
— Понятия не имею, босс. У меня двое воскресли, но пока я не могу сказать, насколько они способны передвигаться на своих двоих.
— Чёрт. А нам пришлось ещё и бросить три телеги, потому что мулы разбежались. Пойду разгребу, вдруг есть место в других повозках. Если появится — я пришлю носилки.
Короче говоря, с наступлением темноты я сидел на том же месте. Двое парней, одним из которых был мой подмастерье Сверкунчик, ещё оставались без сознания. Один из тех, кто пришёл в себя, совершенно свихнулся. Он не переставал плакать и что-то непрерывно бормотал от испуга на языке, который никто не понимал. Лейтенант нашёл места в повозках только для двоих. Остальных, вероятно, придётся тащить на носилках, если найдутся желающие, пока они не смогут ходить самостоятельно.
— Это не к добру, — заключил Одноглазый
Гоблин согласился.
— Возможно, придётся его убить, ради нашей же безопасности.
Не самая приятная мысль, но я понял.
Он был одержим. Мы не могли понять, чем именно, но это могло быть что-то очень опасное, а могло быть и просто безумие.
Мне хотелось бросить Рыжего. У него не было друзей, но ему повезло. Он достаточно оправился, чтобы двигаться самостоятельно, медленно прихрамывая.