- Спасибо,-обнимая ее за шею, проговорила я,- Не знаю, чтобы я делала, если бы ты ушла.
- Дура ты, Майка,- отвесила мне легкий подзатыльник Полинка,- Выпороть бы тебя, да плетку я свою где-то потеряла.
- Как интересно здесь у вас. И весьма неожиданно,- раздался позади нас чуть насмешливый голос с ледяными нотками. Его я узнала сразу, впрочем, как и его обладателя. А вот для Полины это стало полнейшей неожиданностью. Она резко развернулась, испуганно вздрагивая, отчего кофе, который она держала в своих руках, выплеснулся на дорогие начищенные до блеска ботинки стоящего напротив нее Игоря. Черная смоляная бровь взлетела вверх, на его лице отразилось весьма искреннее недоумение. Он окинул убийственным взглядом мою подругу и застыл. А я с интересом и невероятным удивлением рассматривала изменения, происходившие сейчас с этими двумя. Моя Полина, всегда такая боевая и неугомонная, мгновенно стушевалась, легкий румянец заливал ее нежные персиковые щечки, покрывая почти прозрачные в лучах солнца маленькие ушки плотным слоем красноты, как и у всех рыжих. А Игорь, всегда такой невозмутимый и ироничный, с постоянной маской надменности, плотно застывшей на его лице, стоял и смотрел на мою подругу, не отрывая от нее своих бездонный черных глаз. И в глубине их я увидела то, что заставила меня содрогнуться. В них был голод, животный, демонический голод. Он словно слепец, прозревший в один миг и узревший свою звезду, пожирал глазами Полину. Боже мой, да вокруг них вихрями кружили токи невероятной силы и мощи, хотя эти двое не произнесли ни слова.
- Привет, Игорь,- слегка дрогнувшим голосом произнесла я,- Ты что-то хотел?
Он с трудом оторвался от Полины, переводя расфокусированный взгляд своих черных глаз на меня, словно не понимая, кто я такая и чего хочу от него.
- Я пришел сказать, что твоего друга отпустили и через час он будет здесь,- хриплый голосом отозвался Игорь.
- Спасибо!- искренне поблагодарила я его,- Присядешь?- я кивком указала на скамейку, но Игорь отрицательно покачал головой, снова переводя свой взгляд на Полину. А потом молча кивнул, как мне показалось, самому себе, и не прощаясь ушел.
Я проводила недоуменным взглядом его спину, неестественно прямую и натянутую, а потом посмотрела на подругу. Да все так же сидела, сжимая в руке помятый стаканчик с кофе. Пальцы, с которых капала темная коричневая жидкость, судорожно вцепились в кусок картона, не выпуская его. Глаза подруги были широко распахнуты, и я могла бы поклясться на Библии, что зрачки в них были расширены, словно у наркомана под дозой.
- Полина,- я осторожно коснулась ее руки, стараясь привлечь к себе внимание и вывести из того глубокого ступора, в котором сейчас пребывала моя подруга,- Полина, ты меня слышишь?- повторила я.
Подруга с большим трудом повернулась ко мне, стараясь сфокусировать на мне свой взгляд. Она в изумлении посмотрела сначала на свою руку, крепко сжимающую почти пустой стаканчик кофе, разжала пальцы и невозмутимо проследила за тем, как он падает на землю, переворачиваясь у ее ног и разливая остатки кофе темной лужицей.
- У тебя салфетка есть?- спросила она каким-то чужим голосом, пытаясь прийти в себя.
Я порылась в сумке, выудила пачку бумажных носовых платков и протянула подруге, внимательно следя за ней.
- Это был Смерть, ведь так?- скорее утвердительно, чем вопрошая сказала она.
- Да, это Игорь,- ответила я,- Поль, что с тобой?- я обеспокоенно старалась заглянуть ей в глаза,- Что случилось?
- Май, по-моему, это конец,- ответила мне подруга спустя несколько минут, а затем тяжело вздохнула, запуская руки в волосы,- Я влюбилась!
Глава 4
Егор
Отвез Майю до общаги, с замиранием сердца смотрел, как она шла по дорожке к входным дверям, и ловил себя на мысли, что хочу ее себе. Такую смелую, строгую девочку, в которой ощущался крепкий внутренний стержень. Такие, как она, не ломаются, они гнуться под натиском стихии, принимая различную форму, они сильнее и выносливее любых испытаний, они не плачут над ранками на коленках. Такие, как она, предпочтут умереть, но не прогнутся. Потрясающая девушка! Дерзкая, острая, как бритва, но вместе с тем настоящая. В ней я чувствовал родную душу, отчего-то я был уверен, что она не предаст, не растреплет о маленьком секрете неугомонного надменного мажора- Шмеля. Я же видел, как изменилось ее лицо, когда рассказал про моего первого «клиента» или пациента, тут уж как вам будет угодно. Еще бы! Мои губы тронула едкая ухмылка. Ну кто же может подумать, что во мне не умерли чувство сострадания и дикого, иногда просто невыносимого по своей всеобъемленности, обостренного чувства справедливости. Ни одна живая душа, кроме, наверное, моих друзей, хотя, правильнее было бы назвать их братьями, и представить не могла, что я могу быть совершенно иным, нежели той надменной скотиной, в образен которой представал ежедневно. Иногда я и сам пугался от того, насколько срастался с этой маской, скидывая ее только наедине с самим собой и в кругу только самых проверенных людей. К сожалению, мои родители давно не входили в этот круг. А вот теперь я с радостью и каким-то почти детским предвкушением осознавал, что могу открыться и Майе. Ехать домой не хотелось, да и не было смысла. Особняк родителей стоял в той части города, где жили представители элиты, и был окружен сосновым бором и несколькими озерами с чистейшей родниковой водой. Территория коттеджного поселка, где были построены дома, надежно охранялась и посторонних как правило там не было. От того места, где жили студенты и до моего дома ехать было прилично, а вот до нашего «Убежища», как называли мы основанное недавно, совместно с некоторыми посвященными людьми, предприятие, было минут тридцать, не больше. Подумав, что сейчас я там нужнее, чем в крепко спящем доме родителей, я резво крутанул руль и, взвизгнув покрышками, понесся по пустому спящему городу на север, вернее в его северную часть, где мы с парнями год назад сняли небольшое двухэтажное здание, сейчас переделанное под камерный реабилитационный центр. Сюда приходили и приезжали парни, кого-то привозили на колясках родители, те, кто нуждался в помощи и поддержке после различных травм. В нашем небольшом центре работали специалисты, методы которых не признавались официальной медициной, но давали свои результаты, поднимая на ноги тех парней, на кого давно махнули рукой врачи. Мы давали им надежду, пусть и не на полноценное возвращение к нормальной жизни, но на возможность встать на ноги. Работали у нас и психологи, помогающие пациентам принять себя, они объясняли родственникам, как правильно вести себя в таких случаях, чтобы не сломать парней окончательно, не нарушить то хрупкое равновесие, что с огромным трудом установили наши специалисты. Вот именно поэтому мне и нужна была здесь Майя. С ее неуемной жаждой жизни, светом, идущим из самой души, она словно магнить манила за собой, заставляя кровь бешено курсировать по венам, даря невероятную тягу жить.