Варда не сомкнула глаз, и утром нетерпеливое ожидание её увенчалось успехом. Она обернулась — но, вопреки всему. В покоях её появился Мелькор.— Ты? — Варда замерла в изумлении. Она узрела Мелькора таким, каким он был в момент сотворения Арды. Почти такой же, если бы не шрамы и ошейник слишком уж туго впивавшийся в плоть. Только не было смирения в его взгляде и жестах, не было света в нём. Тьма и мрак поменяли окрас на серый позднего вечера или раннего утра. Он стоял спиной к ней, в той рубахе, которую дал ему Тулкас. Теперь она не болталась на нём, а была в пору. — Как ты оказался в моих покоях? Если Манвэ узнает…— Он мне не страшен, — Моргот невесело ухмыльнулся и сердце Варды дрогнуло, — теперь нет. Я пришёл проститься.— Как? Но постой, не делай ошибок!— Это не ошибка. Я никогда не забуду твоей доброты. Можно только один поцелуй? — он медленно подошёл к ней и уже как равный приподнял её руку, коснулся губами, стараясь запомнить миг. — Прощай.Варда впервые узрела тёмную мощь. Ошейник, призванный сдерживать Мелькора, распадался под его руками, рассыпаясь золотыми искрами, освобождая тьму. В вихре мрака он шагнул к окну.— Постой… — она сделала один шаг, но он не повернулся.— Я не изменюсь никогда, вы же понимаете это, моя госпожа?— Стой, прошу. Я… Я помогу тебе. Манвэ поймёт… Это правильно.— Он не поймёт. Никогда не поймёт, но ваше сердце колеблется. Выбирайте, я приму любой выбор.И понимая, что, похоже, делает глупость, она всё же шагнула к нему — и яркий свет смешался с мраком.
Глава 7
Кругом стояла тьма, но тем ярче сияли рассеянные под нею звезды. Варда отправилась на самые высокие вершины, чтобы зажигать новые созвездия и возвещать свет ночным путникам, и Мелькор, вопреки подозрениям Манвэ в одиночестве возлежал на своем черном ложе, хотя очень бы хотел, чтобы Элентари это одиночество скрасила. Он вдохнул глубоко, вытянулся, но отвлечься от мыслей о Варде не выходило, и он рассеянно спустил ладони к промежности, гладя пока что скрытое одеждами причинное место. Довольно скоро длинное одеяние показалось ему лишним, и он, прикрыв глаза, ласкал себя с мыслями о супруге. Взору Варды, хотевшей возвратиться в их покои, предстало дивное зрелище — тёмный вала с хриплыми стонами метался по темным простыням, то поглаживая собственную грудь, то до боли сжимая причинное место. Зрелище это показалось валиэ столь занимательным, что она не отказала себе в удовольствии постоять у входа еще немного, наблюдая за Мелькором сквозь широкую щель у двери. И его хриплый стон, и неприкрытая и вызывающая чувственность казались ей на редкость притягательной, поскольку Манвэ был подобного лишен и скорее позволил бы себе отсечь крылышки, чем показать себя в столь непристойном свете. Стоны становились глуше и протяжнее, и при последнем Мелькор выплеснулся и, пренебрегая всякой чистоплотностью, размазал семя по животу. Потом зевнул. На лице его была написана неприкрытая черная тоска — он взывал к Варде, пусть и безмолвно, и она решила более его не мучить, после чего вошла.
Его темный взор сразу если не посветлел, то по крайней мере наполнился надеждой. Он проследил неотрывным взглядом, как она села на край ложа, а потом уже прижал её к себе, наслаждаясь стройным хрупким телом. Прошелся поцелуями по прохладной коже, почувствовал, выцеловывая грудь, как бьется сердце, и притянул ещё ближе, так что они смотрели друг на друга: одно лицо было полным глубокой страсти, другое светилось мерцающим звездным светом, озаренное чистой любовью. — Ты снизошла ко мне, — утвердительно сказал он. — Да, и уже давно, Мэлько, — ответила она. — Но я никогда не устану вспоминать это. Движения его были особенно сдержанными, точно темный вала хотел подчеркнуть свой трепет перед ней, свою благодарность, но в то же время полными желания такой силы, что ему невозможно было не ответить. Варда подарила ему один поцелуй, дотронулась его губ своими, мягкими и прохладными, и закрыла глаза. Он усадил её себе на бедра, предоставляя начать, положил её узкую кисть на свой член... она смутилась, поскольку Манвэ, как было сказано, никогда не желал чего-либо так откровенно, но справилась с замешательством и сперва провела по нему кончиками пальцев, а потом обхватила уверенно, чувствуя, как он наливается силой. Потом прошлась увереннее, высвобождая головку из-под крайней плоти, и прижала ко входу в собственное лоно, давая ощутить собственное желание. Мелькор подался вперед, толкнувшись, и Варда поднялась, позволяя овладеть собой. Он сжал ладонями её талию и сдерживая порыв насадить на себя несколько раз, позволил сделать несколько медленных движений. Дыхание у него перехватывало. Варда с любовью взирала на его томное лицо и искусанные до красноты губы, и на влажные пряди, прилипшие ко лбу. Лик темного вала хранил следы прежних истязаний, но вместе с тем был силён и прекрасен — и полностью отражал охватившее его желание. Череда резких движений, крепкие объятия — и замирающее невыносимое удовольствие внутри. Она вскрикнула. Только, кажется, она привыкла к череде движений, Мелькор приподнял её под ягодицы и медленно толкнулся ко входу чуть ниже её лона. — Мэлько! — прошептала она укоризненно. — Ты снова... Мелькор обаятельно улыбнулся. — Может быть, тебе понравится? Она много чего могла бы сказать. Что ему вечно хотелось чего-то большего — и в этом заключалось его проклятие. Но приглашающая улыбка была так хороша, что поневоле хотелось уступить. Она попыталась расслабиться... Нет, пожалуй, это её отверстие не было к такому готово. У нее на глазах выступили слёзы, а ещё раньше она оттолкнула его в грудь. — Прости. Прости, прости, — он поймал её руки, снова прижимаясь поцелуями. Скоро сближение продолжилось вновь.