Продолжалось бы это вечность, если бы, взывая очередной раз к Мелькору, он услышал отклик. То был не ответ, не посланная повелителем весть — скорее сигнал, показывающий, что Мелькор его услышал. Саурон оторвался от пыток и, бросив Манвэ одного, вышел, снова смотря на небо. Его не оставляло ощущение того, что повелитель взирает на него с небес — отчасти так и было. Мелькор услышал его зов и вспомнил верного вассала. — Я лечу к вам, Повелитель, — одними губами шептал майа, смотря на небо Мордора, на котором впервые за сотни лет облака расступились, оставляя за собой чистое ночное небо с россыпями мелких далеких звезд. — Направляйся туда, где на западе светит звезда. Саурон хоть и весьма подивился тому, что повелитель до сих пор обитает в обители светлых, в облике бесплотного духа направился туда, удерживая Манвэ при себе. Вдалеке он увидел прекрасный небесный чертог, увенчанный звездами — там ныне пребывали вала Мелькор и валиэ Варда. Лик Мелькора показался иным — будто бы пропитанным звездным светом. Мелькор улыбался ему, и когда он смотрел на Варду, в глазах его были видны отблески её света; но глубже, изнутри, их освещала его любовь к ней. Саурон низко поклонился, до поры скрывая, с чем он сюда пожаловал. — Владыка, вы обрели прежнее могущество и силу, и мне отрадно видеть вас. Я явился сюда, чтобы поднести вам дар, который немало обрадует вас. Я поймал вашего мучителя, и когда он открыл мне, как обращались с вами за Гранью Мира и здесь, на вершине Таникветиль, не мог сдержать гнева. Вот он, вала Манвэ, и отныне он — ваш раб, — и он поднес Мелькору цепь, а затем откинул полог своего широкого спускающегося на пол плаща, который до поры укрывал худое безжизненное тело Манвэ, который цеплялся за него, прося пощады. Крик его был беззвучен, но весь облик молил о милосердии. Мелькор нахмурился, но не проявил ни доли того злорадства, которого Саурон ожидал. — Что ж, самонадеянность моего брата привела к закономерному, хоть и прискорбному исходу. Впрочем, я не птицелов, мне ни к чему голубь со сломанными крыльями, и я не нуждаюсь в том, чтобы таскать за собой птицу на цепочке в доказательство своей власти здесь. Саурон холодно взирал на то, как владыка подходит к своему новоприобретённому рабу. Сам Саурон не видел в том непривычного, ведь обычно ему служили все — и орки, и люди. Но Мелькор, похоже, заводить рабов считал уделом слабых, хотя, возможно, сказывалось влияние Варды. Он осматривал Манвэ и сам будто бы не верил в увиденное. Пленник заскулил и закрылся окровавленными руками. Стали видны раны до костей, стёртые до мяса колени, ладони и ступни. Чем и как это сделали, Мелькору даже было трудно предположить.
Тень, падавшая от возвышавшегося над ним брата, накрыла Манвэ и он даже не мог пошевелиться от ужаса. С такой мощью он не смог бы совладать даже в полных силах. По ногам потекло и он понял, что обмочился от страха. Снова..... Если он и ждал от Мелькора презрения, то тот не выказал его. Лицо его брата осталось бесстрастным, он подошёл к нему и взялся за край цепи. Пленник рванулся, цепь натянулась и острые шипы впились в натёртую окровавленную шею. — Не надо дёргаться, — голос был спокоен, — я уберу его. Не трясись. — Владыка, — Саурон не понимал, почему Мелькор не презирает его и не оттолкнет брезгливо от себя, — но он же выбросил вас за грань. Это из-за него у вас шрамы. — Да, и он мой брат. — Но вы же были ослеплены, и не видели ничего! И ваши раны горели расплавленным огнём! — Да, и он мой брат, — уже с нажимом произнёс Мелькор, а майа Саурон, прозванный Жестоким, всё ещё не понимал. — Вы… Простите что напоминаю, но говорят они кормили вас с рук, будто бы вы зверь! И даже на своих светлых праздниках вы ползали перед ними и унижались… Манвэ слушал и дрожал всё больше, вспоминая то время, когда Мелькор был в его власти. — Да! Но он мой брат! Мелькор присел на корточки, заглядывая в широко распахнутые от ужаса глаза. Его рука легла на основание цепи, и на секунду Мелькор представил, как металл разрушается, покрываясь ржавчиной и истончаясь со временем. Замок лопнул, но звенья цепи были склеены с повреждённой кожей. Снять ошейник, не вызвав кровотечения, было невозможным. Мелькор вздохнул и попытался поднять Манвэ. Тот отползал на коленях. — Ты не собака, — но в голосе не было и следа сочувствия. Просто констатация факта. — Гортхаур, помоги. Саурон поклонился и встал с левой стороны от пленника, Мелькор перехватил его справа. Манвэ не мог стоять и беспомощно повис между ними. Тогда темный вала подхватил его на руки и отнес на постель, а затем приказал позвать к нему Эсте, валиэ-целительницу, и долго сидел рядом, сам обмывая израненное тело брата. Манвэ кричал бы, но охрип и оглох от собственных криков ранее, и потому по лицу его разве что сбегала одна-другая слеза. Мелькор был серьезен и бесстрастен, продолжая методично делать то, что мог. — Потерпи немного, — внушал он Манвэ. — Песнь исцеления мне неподвластна, но если потребуется, я соберу круг валар, чтобы общие силы исцелили тебя. В глазах Манвэ отражались боль и ужас Мордора. И он не хотел представать перед остальными уничтоженным и раздавленным, но и возразить не мог тоже — ему оставалось лишь цепляться за край одежд брата и умоляюще глядеть на него. Саурон со своей стороны также бросал на своего повелителя опасливые взгляды. Сперва он ожидал, что порадует владыку столь странным даром, потом, когда Мелькор не оценил, увидев перед собой израненного брата, ждал его гнева, но тот и гнева не проявлял. — Повелитель? — он осторожно глянул на него. В этом вопросе было все — и опасения за себя, и непонимание, отчего Мелькор не питает жажды мести. — Я знаю, ты сделал это из преданности мне. Но я уже не тот, что был прежде. Тебе выбирать, служить мне или остаться со мной. — Дай мне поразмыслить, — попросил Саурон, а затем вышел. Мелькор остался возле Манвэ.