Последняя фраза прозвучала неожиданно, словно гром среди ясного неба. Император, не сдержавшись, выгнул бровь, переводя взгляд на сына, который стоял чуть в стороне, стараясь не пропустить ни единой детали разговора. Но следом же взяв эмоции под контроль, государь неспешно произнёс:
— Мне будет любопытно тебя послушать, Дима, — голос монарха стал чуть ниже. — Особенно интересно знать, почему лидер мятежа вдруг говорит только о себе.
— Так уж выходит, что в этом мире никому нельзя доверять, Твоё Величество, — после небольшой паузы, начал свою речь князь Наумов. — Неожиданно для самого себя, я вдруг узнал, что лидером, как таковым, к сожалению, являюсь не для всех… Да, я умею признавать ошибки и поражения. И сейчас именно та ситуация, Владимир, когда мне самое время это сделать.
— И кто же тогда, если не ты, управляет всем этим стадом заблудших овец, князь? Видится мне, что ты просто почувствовал как запахло жареным и решил под шумок договориться, пока не пришлось подписывать капитуляцию кровью из собственной глотки, — голос монарха стал жёстким и уже не скрывал раздражения.
Слова, которые Наумов сказал ему в прошлую их беседу, никто не забыл. Ввиду этого, собеседник вызывал у него довольно однозначные чувства, и ни о каком помиловании и прощении Романов даже думать сейчас не мог.
Наумов выдержал короткую паузу, словно выбирая слова, а затем отозвался на удивление спокойно:
— Жареным скоро запахнет прямо у тебя во дворце, Владимир. Особенно, если не выслушаешь и не примешь моё предложение. Причём это сейчас с моей стороны отнюдь не угроза. Я просто доподлинно знаю, что задумали эти ублюдки.
Император вновь переглянулся с сыном, на этот раз уже абсолютно безэмоционально. Лицо стало недвижной маской, под которой скрывались быстрые расчёты и догадки. На секунды в комнате стало так тихо, что было слышно, как в камине прогорело очередное полено.
— Говори, князь. Внимательно слушаю. Но не дай боже, если ты мне зубы решил заговаривать, да время моё тратить… — голос монарха прозвучал отрывисто, словно каждый звук гулко врезался в окружающие стены.
Было очевидно, что тон монарха, несмотря на разницу в титулах, сильно задевал собеседника, но тот всё же эмоции свои сдержал, и выждав несколько секунд, чтобы сделать пару глубоких вдохов для успокоения рвущейся наружу злости, произнёс:
— Думаю, тебе уже известно, что по всей империи стали пропадать детишки верных тебе аристократов? — заговорил он глухо, будто отдаляя телефон от лица. — Уверен, что да, — добавил Наумов задумчивым тоном. — Возможно, ты также в курсе, что шантаж этих аристократов будет заключаться в том, что им нужно отвести войска от Москвы и вернуть людей назад в свои княжества.
Император медленно кивнул, хотя знал, что Наумов этого не увидит.
— Ну а далее, как нетрудно догадаться, восставшая против короны армия, не встречая никаких преград, направится в сторону твоего дворца. Имперские войска, с учётом того, что мятежники будут подкреплены тёмными, сдержать натиск не смогут — тут можно даже и не мечтать. И тогда всё снова будет решаться под стенами твоей крепости, Владимир.
Наумов говорил ровно, почти буднично, будто это касалось кого угодно, но только не его самого.
— И зачем же ты мне это рассказываешь? — ледяным тоном бросил император.
— Потому что я не хочу, чтобы и меня самого похоронили вместе с твоим троном, — без лишних раздумий ответил Наумов. — Если мне будет обеспечен коридор для отхода с моими людьми — я выведу их из Москвы сам.
Романов глубоко задумался. Главный мятежник внезапно решает выйти из заваренной им же самим бучи и вдобавок уверяет, что вместе с этим отведёт свои войска от столицы. Фактически капитулирует, предлагая выгодную для короны сделку, наверняка в обмен на свою жизнь. Имеет ли смысл верить хоть части его слов и на что-то соглашаться? Это ещё нужно посмотреть, да посоветоваться. Но выслушать этого человека точно имело смысл. В конце концов, все его слова можно будет проверить.
— Красивый рассказ, Дима. Но не очень убедительный, — вздохнул император, лениво откинувшись на спинку массивного кресла с высоким кожаным подголовником. Локоть лёг на тяжёлую бархатную подлокотную подушку, пальцы медленно постукивали по краю стола.
— Согласен, — на этот раз совершенно спокойно отреагировал собеседник. — Тут слишком много неизвестных переменных, которые могут все планы революционеров порушить, — на свой лад добавил Наумов.
На мгновение в комнате повисла тишина, слышно было только размеренное тиканье старинных часов с эмалевым циферблатом на стене кабинета. Тиканье отсекало секунды, словно подчёркивая неизбежность надвигающихся решений.