Метал банк казначей полка, поручик Леденев.
– Вы… рубль? – небрежно обратился он к Резцову и, не глядя, бросил ему карту.
– Рубль, – беззаботно ответил Резцов.
– Вы?
Поручик Волков, длинный и костлявый, с маленькою головою, быстро снял с запасной талии, взглянул на открывшуюся карту и ответил:
– Пять рублей. Леденев открыл восьмерку.
– Девятка! У меня девятка! – радостно крикнул Волков.
Все платили, и один только Волков торжествующе взял из банка пять рублей. Поручик Гаврилов, смеясь глазами, вздохнул и сказал:
– И везет же тебе, Волчок!
Волков пугливо взглянул на него, махнул рукою и поспешно, с ироническою улыбкою, ответил:
– «Везет»!.. Да-а, «везет»!..
Кругом засмеялись, а Волков еще раз испуганно повторил, качая головою:
– «Везе-ет», нечего сказать!
Резцов все проигрывал. Он недавно был выпущен из училища, на днях приехал в армию на пополнение состава и только в дороге научился играть; играл несколько раз и выигрывал. А теперь – хоть бы одна сносная карта! Как странно. Ведь в игре все случайность, а случайность должна бы бить в обе стороны.
Волков сочувственно спросил:
– Не везет вам?
– «Тебя, мой друг Коко…» Нет, – коротко ответил Резцов.
– Вы пропустите очередь.
– Не все равно? Была случайность, и останется случайность.
В маленьких, быстрых глазах Волкова мелькнуло недоумение.
– Как же все равно? Вам будут идти другие карты! Резцов пожал плечами, но все-таки попробовал, пропустил очередь. И опять его карту убили.
Волков все время был в движении. Перед каждою ставкою он гадал по колоде, то ставил полтинник, то пять рублей, то пропускал очередь, то ставил одновременно на свою карту и карту другого. Слепая случайность стояла перед ним божеством, исполненным разумной тайны, и, как гадалец-жрец, он словно верил, что возможно проникнуть в замыслы этого темного божества.
Проигрыш Резцова уже подходил к ста рублям. Он решил: дойдет до ста и встанет. На время ему было повезло; но банк перешел к Леденеву, и Резцов опять стал проигрывать. Скоро ушли все сто рублей.
Резцов перестал играть и вышел на двор фанзы. Было тихо и морозно. За глиняными оградами солдаты жгли костры, огненный дым медленно уходил в голые сучья ракит. Денщик ставил на дворе самовар, огонь с шумом рвался из помятой железной трубы. Вдали как будто ехала тряская телега, равномерно гремя по мерзлой земле.
Денщик, улыбаясь, сказал:
– Пачками, ваше благородие, пошли стрелять!
Резцов сообразил, что шум был не от телеги, а от далекой ружейной пальбы, и поспешно, авторитетным тоном, подтвердил:
– Да, да.
А сам, широко раскрыв глаза, стал вслушиваться. Ружейная пальба перекатывалась, то усиливаясь, то ослабевая. Бух! – раздался пушечный выстрел. Бух! Бух! Бух– покатилось одно за другим. Жуткое творилось в темной дали; Резцову чудились крики «ура!», представлялось, как в темноте валятся на мерзлые каоляновые грядки окровавленные тела.
Сквозь бумагу окон слышны были громкие голоса офицеров в фанзе. Волков взволнованно кричал:
– Я же знаю, что я сказал! Я рубль ставил!
– Нет, вы сказали: пять рублей! – грубо возражал Леденев.
– Я сказал, что пять рублей моих за банком, в банке не было с десяти сдачи. Можно припомнить все ставки, вы увидите, что еще в банке моих пять рублей… Черт знает что такое! Как вы смеете мне не верить? Нате, вот вам десять рублей! Я больше не играю.
Леденев хладнокровно ответил:
– Зачем десять, вы должны только пять.
– Это черт знает, черт знает что такое!.. Я с вами больше никогда не играю!
Волков взволнованно вышел из фанзы, напяливая шинель на узкие плечи.
– Кто тут? Это вы, Резцов? Чего это вы здесь? Волков остановился и дрожащими руками стал закуривать папиросу. Он прислушался.
– Пачками японцы стреляют. Ромодановцы пошли в ночную атаку, – рассеянно сказал он. – Слышали вы, какую сейчас штуку выкинул Леденев! Ч-черт знает что такое!
Он стал возмущенно рассказывать. Резцов слушал ружейную трескотню, и ему странным казалось возмущение Волкова рядом с тем важным и грозным, что творилось там. Странным казалось – и понравилось: да, вот именно так и нужно! Пусть там что угодно, – сегодня они, завтра мы. Что об этом думать?..
Резцову стало весело. Он расправил свои закрученные усики и молодцевато пошел назад в фанзу.
Офицеры сидели за столом и пили. В углу кхана[43] на походной кровати храпел пьяный ротный командир Резцова, Катаранов. Гаврилов, покачиваясь, дергал его за высунувшийся из-под шинели сапог.
43
Кханы – широкие, в длину человеческого роста, лежанки, тянущиеся вдоль стен китайской фанзы.