Были отдельные слова — непонятные, новые, — которые лектор проходил мимо, — в этом его упущение. Впечатление ослабевало и от той монотонности и словораздельности речи, которые так часто встречаются у начинающих популяризаторов.
Говорить понятно — это ведь совсем не значит говорить отдельно каждое слово и делать после него паузу.
Здесь даже обрывается мысль слушателя самой этой тягучестью; он не может представить общего, потому что помнит только пару-другую смежных слов. Об эстетических последствиях такого способа и говорить уж нечего: зевота, переглядывание, покашливание, кивание головами, а иногда и легкая прогулка.
Все поглощены лекциями и собеседованиями. Приходилось наблюдать такие картины: кончается лекция, рабочие выходят и толпятся у выхода: «Куда бы еще? Нигде не читают?» «Нет». Притихают на минуту. Но расходиться и не думают: на улице завязывается горячий спор, идет спешное, увлекательное обсуждение злободневных, мировых вопросов. Замечается огромная жажда к знанию и вместе с тем очень малая осведомленность, незначительная компетентность. В ближайшем будущем организуется кружок пропагандистов вокруг уже имеющегося ядра лекторов. До сих пор удалось устроить девять лекций: из них семь на тему «Смысл совершающихся событий» и две — «Учредительное собрание и подготовка к нему». Первые лекции прошли при смешанном составе публики, потому что были широко афишированы. Теперь поступаем иначе: билеты распространяем только среди рабочих, на фабриках, через своих слушателей. С этой аудиторией беседовать куда интереснее — вопросы задаются по существу и не получается болтовни о френологии, антропологии, Шопенгауэре, Ницше и проч., на что так падка интеллигентская публика.
19 марта 1917 г.
Сегодня я вел беседу о текущих событиях в кругу рабочих Воробьева и Глинищева. Правда, собралось немного — большинство «набивало погреба», но впечатление осталось хорошее, — у меня от их внимательности, а у них — от животрепещущих вопросов, которые излагались возможно просто и толково.
Очень и очень просили повторить на ближайших днях…
Вечером собрались у товарища — слушателя курсов. Всего было пятнадцать человек.
Разбирали программы партий эсдеков и эсеров. Разбирали подробно, одну в связи с другою. Прения были весьма оживленны. В обсуждении, впрочем, принимали участие пять — шесть человек, остальные задавали только отдельные вопросы. Я формально не причисляю себя ни к одной партии, но перевес симпатий, кажется, на стороне эсдеков. Смущает только их основное положение о сосредоточении крупной промышленности в руках отдельных, крупнейших единиц. Здесь что-то слишком теоретическое, мертвое и гадательное. Всех деталей программы партии я еще, правда, не уяснил и потому нигде себя не фиксирую.
Вполне осведомленным по данному вопросу и убежденным эсдеком из нас был один лишь В. Я.
20 марта 1917 г.
Вчера, 19-го, было учредительное собрание клуба «Рабочий». Оглашен был устав, произведены выборы членов правления, ревизионной комиссии, кандидатов… Неоднократно обращались с призывом жертвовать книги. К сегодняшнему утру уже было получено четыре письма с приглашением притти за книгами. В ближайшие дни будет обставлено здание и, надо надеяться, — через неделю-другую клуб откроется. В первый день записалось не более ста членов, многие пришли без копейки и обещали записаться при первой же возможности. На собрании присутствовало более шестисот человек — исключительно рабочих. Факт отрадный и знаменательный. Вот где раскрывается воочию, что тьма наша и невежество были созданы силою, а не естественно вытекали из косной природы русского человека. Отношение сердечное, внимательное. Настроение торжественное, почти благоговейное.
Радость большая, светлая, всеобщая.
21 марта 1917 г.
Все окончательно выбиты из колеи. Работать систематически, спокойно решительно нет возможности. Всюду собрания, советы, организация разрозненных сил. Все спешно сплачивается: одни сознательно, видя в этом единственную опору еще неотвердевшему новому строю; другие инстинктивно увлеченные самим процессом организации, находя радость в самой близости, разрешая и утоляя ненасытную, никогда не умирающую жажду соединения. Объединяются рабочие, объединяются крестьяне, ученики, педагоги, интеллигенция, фабриканты, служащие, торговцы… Всех увлекла мечта о нравственности или широкой выгоде организованности. У каждого проявилась какая-то заботливость, каждый куда-нибудь торопится, что-нибудь замышляет, советует, опровергает. Жизнь забила ключом. Только старушки окончательно перетрусили и все спрашивают, — вернется ли батюшка-царь. В отдельных местах фабрикуется погромная литература, держатся еще приспешники разбитого режима, пытаются что-то сделать. Но все напрасно. Вспоминается Некрасов, говоривший о русском народе, что он:
Вот и проложил… Только жаль, что ты, заступник народный, не увидел, не дожил до этой прекрасной поры…
22 марта 1917 г.
Открыла работу Культурно-просветительная комиссия при Революционном комитете.
В состав комиссии вошли представители всех культпросветов местных обществ. С вечерних курсов был делегирован я. Задачей комиссии являлось: 1) устройство бесед и лекций с рабочими и крестьянами; 2) реорганизация местных библиотек; 3) устройство книжного склада, вечерних классов для взрослых и народного университета.
Поступило предложение использовать казацких лошадей для поездок по волостям. Распутица, конечно, сильно вредит, но возможно сообщение верховое.
В виду поступающих отовсюду просьб о высылке лекторов, комиссия сорганизовала кружок пропагандистов и лекторов.
Средства были даны Революционным комитетом.
Через два дня, 25-го, устраиваем пять бесед на тему: «Учредительное собрание и подготовка к нему». На страстной и пасхальной неделе для этой же цели будут использованы учебные заведения. Объединившиеся ученики средних школ предлагают свою работу в качестве пропагандистов. Если будет ощущаться недостаток в лекторах — возможно, что они будут использованы.
23 марта 1917 г.
Состоялось собрание правления клуба «Рабочий». В первую очередь были назначены выборы членов президиума. Затем обсуждались вопросы: о здании, об изыскании средств, о ближайших практических шагах, о библиотеке и проч.
Присутствовали, конечно, не только члены правления. Подавляющее большинство собравшихся — рабочие. Страсть к организации охватила всех и вся. Получается даже некоторая неорганизованность от самой этой страсти к организации. Например, комиссия по внешкольному образованию, объединив под своим флагом представителей всех местных культурно-просветительных обществ — решила в ближайший день собрать общее собрание пропагандистов, не имея совершенно понятия о том, что в городе существует «Комиссия военно-технической помощи увечным воинам». Об этой комиссии никто до сих пор ничего не слыхал, и вдруг появляется в местной газете приглашение всех пропагандистов на общее собрание от имени этой комиссии. Цель, конечно, прекрасная, но создается какое-то распыление, разнобой в одном и том же деле. В результате рабочие и крестьяне совершенно недоумевают — куда им обратиться за лектором, кого попросить. Нет координирования. Все стараются устроить что-нибудь «свое», и потому организация превращается в дезорганизацию.
24 марта 1917 г.
Меня изумляет и раздражает масса ненужных слов, которые извергают подчас очень умные и заслуженные работники. У революции есть одно больное место: она страшно приучает болтать; родит, как кролик, всевозможных пропагандистов, защитников, толкователей. С кафедры эти ораторы умудряются иногда толковать по часу и по два без перерыва. Говорят без умолку, никем не останавливаемые, никого не опровергающие, никому не отвечающие. С первого раза вам может показаться, что это все люди широко-осведомленные, «знающие», убежденные. Но попробуйте вы с ними потолковать в частной беседе, когда вы имеете возможность обрывать на половине их пышную речь и потребовать разъяснений и доказательств, попробуйте отобрать у них «точные сведения», попробуйте проникнуться духом убежденности и веры в дело, попросите фактов, — и вы поразитесь их скудостью, возмутитесь их доверчивостью, оскорбитесь их снисходительностью и спросите себя: