Стиснув зубы от захлестывающих ее волн силы, Уиллоу уставилась на него.
— Иди в пизду.
Лахлан сильно дернул ее. Она налетела на его тело, и это ничем не отличалось от столкновения с бетонной стеной. Уиллоу хрюкнула и пошатнулась от удара.
Его глаза встретились с ее, просветлев.
— Скоро.
Он вытащил ее из спальни, прежде чем она смогла прийти в себя. Кошки с воем бросились на него, но Лахлан захлопнул дверь спальни. Раздался глухой удар, когда одна из кошек ударилась о дверь, за которым последовало яростное царапанье и скользящие под ней лапы, их когти впились в пол.
— Гребаные твари чуть не выдали игру, — Лахлан вошел в кухню, таща Уиллоу за собой.
— Чего ты хочешь? — спросила она, сердце бешено колотилось. Единственным утешением в тот момент было то, что он не причинил вреда кошкам.
По крайней мере, пока.
— Чего я хочу? — Лахлан рассмеялся, заставляя ее остановиться.
Его магия снова усилилась. Уиллоу осознавала ее лучше, чем когда-либо. Огромная сила давила на нее, сжималась вокруг нее.
Он повернулся к ней.
— Дело не в том, чего я хочу, смертная, а в том, что мне причитается. Уважение. Почтение. Ты. На коленях.
Это последнее слово отозвалось в ее сознании, эхом нарастая и превращаясь в искаженную, усиленную версию того, что Киан сделал в ночном клубе. Но она сталкивалась с такой магией и раньше, не так ли? Когда она впервые встретила Лахлана, он использовал свой голос точно так же. Тонко, соблазнительно и убедительно. И тогда она не смогла сопротивляться.
Больше никогда.
Уиллоу выдержал его взгляд.
— Нет.
Он обнажил клыки, и неестественное давление в воздухе вокруг Уиллоу усилилось. С яростным рычанием он толкнул ее на один из табуретов у острова. Она ударилась спиной о край столешницы, застонала, покачнувшись и чуть не упав с табурета, но удержалась, схватившись рукой за край острова, отчего одна из ваз с цветами нечаянно упала на пол.
Безжалостные пальцы Лахлана сжали подбородок, и он заставил ее поднять лицо, наклонившись над ней. Его когти впились ей в щеки, покалывая плоть. Уиллоу зашипела от боли. Она потянулась и схватила его за руку, пытаясь убрать ее, но та не сдвинулась с места.
— Я не удивлен, что он не пометил тебя. Он никогда не был из тех, кто подчиняется, даже если его непокорность может стоить ему всего. И он всегда был мягким. Слабый. Слишком слабый, чтобы раскрыть свой потенциал, — он усилил хватку, отчего ее глаза наполнились слезами. — Но это…
Он наклонил лицо, проводя носом по ее щеке и вдыхая, и остановился, когда его губы оказались рядом с ее ухом.
— Я чувствую его запах на тебе, смертная, и я чувствую его в тебе. Он не только проявил неуважение ко мне, но и оскорбил сам наш вид. Вкладывать свою жизненную силу в человека… Это оскорбление всего, чем является наш народ.
Лахлан поднял голову и большим пальцем провел когтем по ее щеке. Обжигающий жар растекся по телу. Дыхание Уиллоу сбилось, и она почувствовала, как из раны потекла струйка крови.
— И все же, — он провел по порезу подушечкой большого пальца, собирая ее кровь, — ты довольно восхитительна, — Лахлан просунул большой палец между губами, слизывая алую каплю.
Он застонал, выпустив палец изо рта.
— Вкус твоего страха восхитителен. Я думаю…
Брови Лахлана опустились, а глаза сузились. Он повернул ее голову, чтобы осмотреть щеку. Краем глаза она заметила, как зловещий огонек в его глазах усилился, увидела, как рот растянулся в широкой ухмылке. Когда он снова провел большим пальцем по порезу, она почувствовала лишь легкое жжение, жар, ощущение, едва ли более заметное, чем липкость от ее собственной крови и шероховатость его кожи.
Лахлан замурлыкал от восторга, от которого у нее скрутило живот.
— Интригующе. У меня никогда не было возможности поиграть со смертной, которая так быстро исцелялась. Такие, как ты, обычно так легко ломаются. Возможно, это будет интереснее, чем я ожидал… Киан будет поставлен на место, и в обозримом будущем у меня появится новая игрушка.
— Я все равно планировал добавить тебя в свою коллекцию, но это, — он провел языком по ее щеке, заставив Уиллоу съежиться, — сделает тебя самым уникальным дополнением.
Грудь Уиллоу вздымалась, она отдернула лицо. Из-за этого движения когти оцарапали ее, вызвав новую агонию, но она едва заметила. Уиллоу стиснула челюсти. Страх гудел внутри нее, холодя кости, но делая кожу горячей. Она понимала, что делает Лахлан. Он питался ее страхом, ее болью, как и сказал Киан.
Поэтому она заглянула внутрь себя, за пределы этого страха, и ухватилась за эмоцию, тлеющую в ее сердцевине, — гнев. Весь гнев, который она никогда не позволяла себе осознать, пока боролась, когда ее унижали и отвергали, весь гнев, который она прятала в себе из-за чувства нежеланности и того, что ее отвергли, — все это вырвалось на поверхность. Этому способствовал ее гнев из-за нападения Лахлана и того, что он украл ее выбор, из-за того, что он видел в ней объект, с которым можно делать все, что ему заблагорассудится.