Ян слабо улыбнулся.
- Мы все разочаровываемся, поверь.
Я отвернулся, уже не желая продолжать разговор. Вот этого я и боялся больше всего – пренебрежения.
- Знаешь, как я переехал в Москву? – спросил Ян вдруг.
Я покачал головой, радуясь, что мы, кажется, меняем тему.
- Я с четырнадцати тусовался со стритрейсерами в Саранске. Меня туда привёл парень, и мне понравилось. Казалось, там настоящая жизнь. Не то, что дома. Сам я гонял, но в гонках не участвовал, боялся. И не людей, а тупо аварии. Я же всегда был воспитанным мальчиком, и отец мне внушил, что в мире очень много опасных вещей. А вот Рим гонял на четверть и иногда в уличных заездах. Однажды ночью был такой чек-пойнт. Рим участвовал, а я просто ждал у финиша. Я помню, как показалась первая машина и с другой стороны улицы какой-то парень на дешевой мицубишке. Хер его знает, как его к нам занесло. Он не участвовал в гонке. Просто встретился бампером с нашим победителем. Дальше… было по-настоящему страшно. Пацанов смело как метёлкой. Через минуту уже никого не было. Я не знал, что делать. Мицубиси стоял на месте и непрестанно сигналил. Водитель оставался внутри. Подъехал Рим, открыл дверцу и крикнул мне, чтобы я забирался к нему. Он тоже явно собирался валить.
Ян перевёл дыхание.
- А я не мог. Просто не мог. Послал Рима нахер и побежал к этому мицубиси, на ходу уже набирая скорую. Водитель пострадал, но не сильно. И спасибо, конечно, не сказал. Да и медики смотрели волком – как на преступника. А у отца на носу как раз была предвыборная компания, и тема со стритрейсингом естественно всплыла. И всем уже пофиг было, участвовал я или нет, меня реально записали чуть ли не в убийцы. Крутили информацию об этой аварии в каждом выпуске новостей так, будто это я того парня сбил. И отец, конечно, взбесился. Стал орать, что и так слишком много мне позволяет. Установил слежку, хотя следить уже незачем было – мне на Рима не хотелось даже смотреть. Потому что он свалил. А я по-прежнему считаю, что поступил правильно. Я плюнул на это всё и уехал в Москву поступать. Даже не знаю, следили за мной потом или нет… Пофиг.
Ян вздохнул и посмотрел на меня.
- Я очень хорошо запомнил, как Рим мне сказал, когда мы прощались, что я лох. Не надо было лезть в чужие дела, и сам бы не влип. А я никогда и не думал, что влип. Хотя обидно было, конечно. Ты, наверное, сейчас думаешь, что я равняю яичницу с постным маслом, и у тебя всё было куда круче и больнее, но я тебе скажу, что если ты поговоришь с Яром, он тебе расскажет тоже немало. У него очень сложные отношения с отцом. И весь его выпендрёж не на пустом месте. У нас у всех есть прошлое. Нам всем трудно начать доверять людям. Но я не предлагаю тебе верить в розовых пони. Я предлагаю тебе осознать, что мы все… люди. Мы все встречались и с предательством, и с ложью. Но редко кто из нас хочет зла другим. Обычно мы просто не видим, что причиняем кому-то боль.
Я невольно стиснул зубы.
- Полагаю, Артём тоже не хотел зла?
Я даже не сразу понял, что говорю с ним о том, чего он знать не может и не должен, но Ян вдруг ответил:
- Я думаю, Артём просто видел совсем мало. Его история была слишком короткой, чтобы он мог научиться задумываться о людях. Не знаю, что с ним теперь, но если он не осознал, что сломал свою и чужие жизни ради секундной прихоти, то он в самом деле неандерталец. И вот в этом вся разница – учимся ли мы на своих ошибках или нет. Витя учится. Учился. И Пашка тоже, хотя есть вещи, которые он так и не смог понять. А ты кем хочешь быть? Тем, кто принимает свой опыт и двигается дальше, или тем, кому всегда будет шестнадцать лет?
- Мне не шестнадцать лет.
- Не уверен.
Я мрачно посмотрел на Яна.
- Именно в шестнадцать лет обычно полагаются только на себя и в каждом видят врага.
- Я не могу по-другому.
- Можешь. Просто представь, что мы все люди.
Я встал и прошёл по коридору из конца в конец.
- Я не такой, как тогда, - упрямо повторил я.
- Тогда и не бойся, что с тобой поступят как с тем, кем ты уже не являешься.
Я резко развернулся, вдруг осознав.
- Он рассказал тебе.
- Да.
- Когда?
- Давно. Максим, он рассказал, потому что ему тоже нужно было с кем-то поговорить. А ты бросил его. Ты ушёл решать свои проблемы в одиночку, как делал это всегда, но ты не подумал о том, что ему тоже больно, пусть и иначе. Он, может быть, до сих пор винит себя. По крайней мере, винил очень, очень долго.
- Я давно уже сказал ему, что он не виноват. Он и не должен был меня защищать. Я его об этом не просил.
- Этого мало сказать. Ты продолжаешь вести себя так, как будто наказываешь его.