В маленький кабинетик заходит Марина, за дверью, слышу, спасатели. Привезли ещё пострадавших. Урожайный день, по календарю — праздничный. Марина спрашивает, как дела. А у меня всё отлично, не считая боли в ноге и неприличного хруста. Хочется горячего чаю и сала. Настрой перекусить не исчез.
Марина пытается меня накормить, но отказываюсь. На это есть несколько причин. Чай — значит, захочу в туалет. В текущем положении данное мероприятие будет весьма затруднительным. Еда и вовсе лишняя до выяснения всех обстоятельств. Делаю два глотка горячего напитка, испытывая благодарность, и жду. Марк, Марина решают между собой с кем останется Юля.
— Вам точно не нужно обезболивающего? — спрашивает врач.
— Нет. А травматический шок когда должен наступить? Желание пить и есть — это нормально? — шучу.
Задумчивый взгляд врача, ещё один на часы.
— Времени с момента травмы достаточно прошло, — покачал головой. — Звонок поступил в 11-40, уже прошло сорок минут.
И двери открываются — прибыла скорая. Молоденький врач задаёт несколько дежурных вопросов, отдаёт распоряжение готовить носилки, а сам, пользуясь моей беззащитностью и ожиданием, вкалывает что-то в бедро.
Ловлю острое чувство дежавю, глядя на его вихрастую голову и мой белый шлем на вешалке — зеркальными очками ко мне. Искренне верю в то, что мой жизненный путь в очередной раз зафиксировался на важной точке. Нет, я наслышана, что дежавю — есть обычная усталость мозга, когда даже новое кажется пройденным в прошлом. И всё же сердце ищет приметы и знаки. Зачем? Не знаю. Во мне давно живёт эзотерик, который во всём ищет глубокий смысл.
— Оу!
— Обезболивающее.
— Так терпимо же!
— А если по дороге от тряски начнётся травматический шок?
Тут, как говорится, аргументы исчерпаны.
— А вкололи-то что? — уточняю.
Всё переживаю за свой многострадальный гастрит, который в общем-то давно не гастрит, потому что живу я в спокойствии, придерживаюсь время от времени нужной диеты. В общем, до обострения не довожу.
— Трамадол, — отвечает врач, и вот тут-то мне стало не очень.
Вкололи не много, не мало — наркотик, выдаваемый врачам строго под опись. Пустые ампулы сдаются с отчетом. Пусть лекарство лёгкое, но довольно сильное, что само по себе настораживает. Его прописывали маме на последних стадиях рака. Теперь досталось мне. Боятся, что в дороге могут случиться проблемы. Чувствую, что они знают больше меня, но с выводами не спешат. Нога хрустит, но нога ли? Становится очень тревожно, двигаться не хочется, но приходится.
Снова одеваюсь, на этот раз так, чтобы удобно было раздеться. Марк забирает вещи, проверяет документы, отдаёт мобильный. Решается вопрос, куда меня везти. Все сходятся — везти в область. На жёсткие носилки аккуратно перебираюсь сама, но левая нога как бревно. Её и двигают как бревно, хруст начинает не нравиться. Всё меньше и меньше смешно. Носилки кладут на каталку, её задвигают в машину, и карета срывается с места.
По дороге врач задаёт вопросы, сам внимательно за мной следит. Сама слежу за тем, куда едем, и уже почти на месте вдруг осознаю, что привезли меня в город. Ещё одна больница от области находится в его черте. Плюсов много — дом близко, другие больницы (мало ли что) тоже не так далеко. Осознаю, что судьба мне, кажется, подкинула новую плюшку, но внимание сосредоточено на предстоящем рентгене. Что там? Что?
Быть мешком с мышцами и костями, пусть даже в шестьдесят килограмм, даже врагу не пожелаешь. Это я поняла, когда оказалась на столе под аппаратом. Затаив дыхание, жду.
Какой будет вердикт? Бедро? Перелом? Обойдётся?
Прислушиваюсь к себе, что подсказывает внутренний голос, но нет уверенности что всё обойдётся. Как и нет уверенности, что дело — дрянь. Несколько мгновений затишья — полной тишины в мыслях, смотрю на молодого врача с телефоном.
— У вас стабильный перелом таза. Седалищной кости. Без смещения.
Он показывает мне снимок с рентгена, на котором я вижу себя. Ничего так, красивенько выгляжу, и... смотрю на жирную чёрную полосу, пересекающую одну из костей.