Выбрать главу

      Лазарев кивнул головой, убрал бумажник и пошёл к выходу. На улице уже никого не было.

      Ночью он спал плохо: мешали мысли — в кои-то веки не о Николае Савельевиче, а утром, не дождавшись даже семи часов, Лазарев позвонил Илье. Тот долго не брал трубку, а потом спросил сонным голосом и недовольным голосом:

      — Ты чего? Случилось что-то?

      — Нет, ничего. Хотел проверить, как ты. Всё нормально?

      — Ну… да.

      — Слушай, выйди в скайп.

      — Сейчас, что ли? — удивился Илья.

      — Да, сейчас.

      — Зачем?

      — Просто выйди, — настойчиво-командным тоном повторил Лазарев.

      Илья начал просыпаться.

      — Ладно, позвоню. Только не отсюда.

      Он сбросил звонок.

      Илья перезвонил через две минуты. Лазарев уже сидел за ноутбуком перед включенным скайпом.

      — Ну вот, звоню, — уныло проговорил Илья.

      — Видео включи.

      — Да что такое-то?

      — Ничего. Просто подумал… Хочу тебя увидеть.

      Илья включил видео: оно дрожало и колыхалось из стороны в сторону, и заспанное лицо Ильи появилось где-то в углу экрана, а большую его часть занимала стена, облицованная голубой кафельной плиткой.

      — Это ты где? — спросил Лазарев.

      — Где-где… В туалете, где ещё-то? Все спят же.

      — Я хотел сказать, Наталья ушла.

      Изображение ещё раз качнулось, и на секунду лицо исчезло с экрана — остались лишь растрёпанные и примятые с одного бока волосы.

      — А что так? В смысле… она сама ушла или ты её…

      — Больше я, но так получилось… Какая тебе разница?

      — Ну, так, интересно просто.

      За два прожитых в Москве года Лазарев так и не удосужился сблизиться с гей-тусовкой. С Толяном они были знакомы ещё по Питеру, и знакомство оказалось удобным: Толян стал его гидом на время редких вылазок. И теперь Лазарев понятия не имел, как ему найти нужного человека, не зная ни его имени, ни мест, где бывает, ни места учёбы, — ничего.

      У него были только звучавший в ушах усталый хрипловатый голос и узкое бледное лицо, красивое и правильное, ещё немного детское… Не детское — подростковое. Незрелая красота и одновременно уже перезревающая, ищущая того, кто возьмёт её, использует, выжмет сок, надкусит и вопьётся зубами в упругую мякоть, пока она не задеревенела. Мальчишке должно было быть как минимум восемнадцать, раз его пустили в сауну, но в нём оставалось что-то подростковое, тревожаще-сладкое. Хотелось добраться до тех мест, где ещё были эти последние капли, и вылизать подчистую, а потом ещё втянуть ноздрями остатки запаха, чтобы не потерять и не растратить впустую ничего.

      Лазарев остервенело стукнул кулаком по столу — он не хотел этого видеть, не хотел об этом думать, но перестать тоже не мог: это расслабленное лицо, отдаляющееся и уплывающее, тонущее в самом себе, опускающееся в бесконечную усталую глубину, куда-то внутрь, в скрытые от всех мысли, оно стояло перед ним. И каждый раз, вспоминая его, Лазарев испытывал то чувство, что охватывает, когда смотришь с большой высоты вниз: иррациональный страх, оцепенение всех мышц в теле, близость падения — даже если от падения тебя отделяет сантиметровой толщины бронированное стекло. Он вспомнил про стекло, а потом про Нью-Йорк и Илью… Как он смотрел тогда — сквозь это стекло, и глаза были радостными и светлыми, почти такого же цвета, как осеннее нью-йоркское небо. А у того глаза были закрыты. Интересно, какими они были там, за тонкими веками и гнутой щёткой густых ресниц?

      Лазарев не мог не думать о нём. Куда бы не уходили его мысли, они всегда находили путь, иногда простой, иногда извилистый, как лабиринт, — обратно, к нему.

      Не глядя, Лазарев ткнул пальцем в кнопку на внутреннем телефоне и произнёс:

      — Чай принеси!

      Он дождался, когда секретарь принесёт чашку и закроет за собой дверь, и только потом начал набирать на компьютере адрес сайта. Лазарев никогда не занимался таким на работе: наверняка у технарей были возможности отследить, кто из сотрудников куда заходит, и лазить по гей-форумам было опасно, но он, опять же, понимал, что вряд ли кто-то из админов будет просматривать логи многочисленных сотрудников агентства, да ещё и регулярно. Математически риск оказаться разоблачённым был минимален, а Лазарев боялся, что с каждым часом добыча уходит от него всё дальше, след тает и скоро совсем затеряется.

      Наверняка были другие форумы и сайты, но искать их и регистрироваться он будет вечером, дома, сейчас же надо было написать хотя бы сюда, на самую популярную доску объявлений. Лазарев набрал логин и пароль и отправил одно и то же сообщение сразу в несколько популярных разделов: «Ищу пацана, которого вчера ебали в Шифте».

      Лазарев успел сделать пару глотков, прежде чем начали валиться сообщения. За пятнадцать минут пришло больше десятка, но ни одного по делу: его спрашивали, что было вчера в «Шифте», предлагали вместе сходить в сауну, предлагали заменить собой того самого пацана — «Я не хуже!», спрашивали возраст — всё что угодно, только не нужный ему ответ.

      Вечером Лазарев написал ещё в пару мест: в доске объявлений сообщения слишком быстро сползали вниз, хотя и боялся показаться подозрительно настойчивым. Мальчишка точно не отзовётся, если примет его за маньяка.

      Сейчас, через сутки после вчерашнего, Лазарев думал, что нужно было не тупить и сразу в сауне хватать пацана и тащить к себе. Но тогда он не был готов и у него не было плана. В тот момент он даже не подозревал, что такой план может родиться. Он как заворожённый смотрел на это лицо, и чувствовал одновременно страх и возбуждение. Оно было настолько чужеродным, отвратительным и необъяснимым, что он отказывался в него верить. Но оно рвалось и поднималось наверх откуда-то изнутри, словно он разбудил дракона в подземной пещере, и тот рыл ход и карабкался по нему наверх, переворачивая над собой пласты глины и песка. Лазарев ощущал это смещение слоёв почти физически. Смещение чего-то в самом себе.

      Лазарев растерялся в тот момент и упустил мальчишку, а теперь… Теперь оставалось лишь сидеть и ждать ответа.

      В половине четвёртого утра Лазарев вырубился прямо за столом возле ноутбука. Спал он сидя, положив голову на сложенные перед собой руки, и когда начал распрямляться, то не выдержал и заорал в голос, так жутко ломило спину, плечи и шею. Будильник в телефоне пиликал, а Лазарев не мог даже протянуть к нему руку и выключить, так всё занемело за три часа.

      Вечером, выйдя из машины возле подъезда, Лазарев первым делом начал проверять почту на телефоне: опять ничего. Оставалась последняя надежда — та самая доска объявлений, где он не смог настроить получение уведомлений на и-мейл. Надежда была эфемерной: за день с лишним его посты скатились так далеко, что даже если бы пацан и зашёл на сайт, он бы до них не докрутил.