Водопьянов подрулил, заглушил мотор и, тяжело дыша, перевалился через борт кабины.
— Чорта с два его догонишь! — сердито сказал он. — Вот, кажется, совсем близко, и гондолу видно, а не достать! На пятой тысяче метров пришлось распрощаться…
Теперь мы встретились с Водопьяновым снова. В один из февральских вечеров он приехал в редакцию и, по обыкновению, зашел в «царство новостей». Узнав о визите популярного пилота, собрались сотрудники из соседних комнат; всех интересовало, как он оценивает положение челюскинцев.
— У меня это вот где засело, ни о чем больше думать не могу! — говорил Водопьянов, выразительно прикладывая руку к груди. — Мне надо туда лететь, мне! Машина есть, все готово. Мой «Р-5» оборудован для дальних рейсов, поставлены добавочные баки, могу взять тонну горючего. Лучшей машины для Севера не найти!
— Как вы думаете, Михаил Васильевич, сможет самолет опуститься в лагере? Лед выдержит?
— Конечно! Помните, как искали у Шпицбергена экипаж дирижабля «Италия»? Бабушкин сделал тогда пятнадцать взлетов и посадок на лед. Заметьте: никто для него площадок не готовил, и состояние поля он определял, так сказать, на глаз. Чем же чукотский лед хуже? Выдержит! В лагере почти сотня мужчин, они могут подготовить отличную площадку. Не о том моя забота…
— А что?
— Получить бы разрешение…
Мы посоветовали летчику изложить свой план главному редактору «Правды». Письмо пилота было передано редактором Валерьяну Владимировичу Куйбышеву, и на другой день транссибирский экспресс увез Водопьянова в Хабаровск. В хвосте поезда был прицеплен вагон, в котором помещался «Р-5». В Хабаровске к Водопьянову должны были присоединиться Иван Васильевич Доронин и Виктор Львович Галышев. Звену из трех машин предстояло совершить зимний перелет на Север протяжением в шесть тысяч километров. До них между Хабаровском и Чукоткой зимой никто еще не летал.
Фронт спасательных экспедиций расширялся. Четыре самолета полярной авиации готовились на Чукотке. Двухмоторный «АНТ-4» летчика Ляпидевского стоял в Уэллене, ожидая прояснения погоды. Семь самолетов шли на Север из Владивостока на борту парохода «Смоленск». Среди пилотов этих машин были Николай Петрович Каманин, Василий Сергеевич Молоков и Борис Пивенштейн. Еще два известных полярных летчика Маврикий Трофимович Слепнев и Сигизмунд Александрович Леваневский спешно выехали из Москвы на Аляску через Западную Европу и США; они намеревались из Аляски перелететь через Берингов пролив на Чукотку, а оттуда — в ледовый лагерь. Вместе с ними в далекий путь отправился исследователь острова Врангеля и Северной Земли Георгий Алексеевич Ушаков. Во Владивостокском порту стоял пароход «Совет», ожидая прибытия трех резервных самолетов, двух дирижаблей, отряда аэросаней и тракторов.
Вся страна следила за продвижением спасательных экспедиций. Связь Чукотки со столицей шла по двум направлениям: Уэллен — Анадырь — Хабаровск — Москва и мыс Северный — мыс Челюскин — остров Диксон — Москва. Радиограммы попадали в столицу через тридцать-сорок минут.
Люди, посвятившие себя благородной цели спасения полярников, рвались на Север. «Воодушевлены желанием лететь к челюскинцам, ждем малейшего улучшения погоды», — телеграфировали пилоты Чукотки.
Погоду, только погоду! Но на побережье бушевала яростная пурга…
V
С каждой новой вестью, полученной из ледового лагеря, серьезность положения челюскинцев становилась все очевиднее. О появлении самолета над лагерем нечего было и думать: глубокий циклон охватил Чукотку, Аляску и районы к северу от материка. А льдина не стояла на месте: лагерь уже продрейфовал несколько десятков километров к северо-востоку, уходя все дальше и дальше от побережья.
На восьмой день после гибели «Челюскина» в густой облачности, нависшей над Уэлленом, появились просветы. Анатолий Ляпидевский собрал экипаж: «Нынче, думается, мы поймаем погоду за хвост…» Тяжелый «АНТ-4», поставленный на длинные неуклюжие лыжи, взлетел и взял курс к лагерю. Ляпидевский вел машину, делая зигзаги, чтобы обследовать большую площадь льдов. Пять часов кружился самолет над Чукотским морем. Смеркалось, видимость ухудшилась, горючего едва оставалось на обратный путь. Пришлось возвращаться в Уэллен.
В лагере только вздохнули: «Что ж, не сегодня — так в другой раз прилетит!..» Особенно стойко держались женщины; не жалуясь на лишения, они старались помогать товарищам: готовили пищу, чинили и штопали одежду, мыли убогую лагерную посуду и даже ухитрялись создавать в бараке и палатках некоторый уют. Их присутствие благотворно влияло на поведение окружающих; и пожилые люди и молодежь рады были каждому случаю услужить женщинам и детям, облегчить их жизнь, избавить от невзгод. Однако против любой попытки нарушить принцип равноправия женщины решительно восставали.