Вскочив в «газик», спешу в «Аэрофлот». Занятия давно кончились, но где-то на четвертом этаже застаю сотрудника отдела кадров. И вот у меня в руках тоненькая папка: «Краткая автобиография пилота А. В. Ляпидевского». Заглядывая в листок, диктую по телефону редакционной стенографистке:
— Летчику Анатолию Васильевичу Ляпидевскому двадцать пять лет… Да, да, только двадцать пять… Абзац. Он родился в 1908 году, в семье учителя. Двенадцати лет ушел на заработки в станицу Старощербинскую на Кубани, почти четыре года батрачил. Осенью 1924 года переехал в город Ейск, там вступил в комсомол. Больше года работал на маслобойном заводе. Районным комитетом комсомола был направлен в авиационную школу… Записали? Продолжаю. Абзац. В 1929 году Анатолий Ляпидевский успешно окончил школу морских летчиков. Был оставлен инструктором в авиашколе имени Сталина. Опять абзац. В марте 1933 года перешел на службу в гражданский воздушный флот. Работал на авиалиниях Дальнего Востока, затем переведен в полярную авиацию… Записали? У меня пока все…
Когда я вернулся в редакцию, иностранный отдел уже принимал отклики из-за границы. Вечерние газеты многих европейских столиц успели опубликовать сообщение о полете Ляпидевского. Спасение женщин и детей произвело сенсацию.
Под утро меня вызвали к главному редактору. Оторвавшись от рукописи, он поднял строгое, утомленное лицо.
— Поедете на Дальний Восток, — сказал он без предисловия.
Я промолчал, не определив по интонации: вопрос это или приказание?
— Нам нужен специальный корреспондент. Быть может, потребуется ехать и дальше — на Камчатку или Чукотку, а сейчас торопитесь в Хабаровск. Там получите инструкции. Вы готовы?
— Выеду первым экспрессом.
— Желаю успеха!
И вот я в купе вагона Москва — Владивосток… Где Водопьянов, Доронин и Галышев? Где другие экспедиции? Что в лагере? О новостях я теперь могу узнавать только из местных газет.
Перевалив Уральский хребет, поезд мчится по степям Западной Сибири. Вчера был Омск, завтра минуем Красноярск. С грохотом пробегает экспресс по длинному мосту, через Обь. Показались огни Новосибирска.
На вокзале впиваюсь в первую страницу «Советской Сибири»: «В Хабаровске снаряжают самолеты Галышева и Доронина, двенадцатого прибывает Водопьянов…» Наш поезд будет там только семнадцатого. Неужели я опоздаю?..
В вагоне завязываются страстные споры: кто из летчиков раньше достигнет лагеря? После походов «Сибирякова» и «Челюскина» далекие северные окраины стали как-то ближе и роднее. Люди называют Уэллен, Ванкарем, Анадырь так же привычно, словно говорят о Калуге или Рязани.
Спутники делятся воспоминаниями. Я рассказываю о Дальнем Востоке, где впервые побывал недавно — летом 1932 года. Вспоминаю, как советская молодежь в глухой тайге на берегу Амура закладывала первые здания нового города, получившего имя Комсомольск.
Долог путь из Москвы к Тихому океану. Но дни проходят быстро. Вот уже, ныряя в тоннели, экспресс пронесся по берегу Байкала и подошел к Чите. «От Москвы — 6239 километров, от Владивостока — 3094 километра», — напоминала табличка на вокзальном здании. До Хабаровска надо было ехать еще более двух суток.
Из станционного зала прибежал сосед по купе, размахивая газетой и крича:
Пропал Ляпидевский!
Сообщение в «Забайкальском рабочем» было предельно кратким. Четырнадцатого марта Анатолий Ляпидевский со своим экипажем снова стартовал из Уэллена к челюскинцам. Прошло несколько часов, и из лагеря передали: самолет не появлялся. Не вернулся он и в Уэллен. В течение суток — никаких новых известий. На побережье Чукотки начались поиски.
С каким волнением мы обсуждали в вагоне эту новость! Снова высказывались десятки предположений: какими средствами могут быть спасены челюскинцы? Популярной была идея пешего похода из лагеря на материк по дрейфующим льдам. Горячих сторонников этого плана не останавливала даже трагическая судьба храбрецов группы Альбанова[1].
А экспресс мчался через горы и тайгу Забайкалья все дальше на восток. Шилка… Куэнга… Ксеньевская… Могоча… Ерофей Павлович… Откуда взялось странное название этой станции? Коренной забайкалец, рабочий с золотых приисков, посмеиваясь в седые усы, рассказывал обступившим его пассажирам легенду:
— Жил в сих местах на таежной заимке старик-охотник по
имени Ерофей Павлович. В те годы по сибирским трактам еще звенели колокольчики ямщицких троек. Но вот из Петербурга приехали инженеры — прокладывать железную дорогу. Ходили они, измеряли, записывали. Получилось у них, что полотно должно лечь аккурат через землю Ерофея Павловича. Значит, надо сделать отчуждение участка. Пришли к нему: «Так и так, мол, продай землю». А старик — упрямый, самолюбивый — уперся: «Моя земля, и никому паскудить ее не позволю!» Большие деньги ему сулили, избу обещали перенести, лучшую выстроить — Ерофей ни в какую: «Не желаю, и делу конец!..» Из Питера торопят, а тут старик каверзную помеху строит. Как быть? Думали-думали и нашли путь к сердцу Ерофея Павловича: деньгами не прельстился, так, может, на самолюбии стариковском сыграем? Опять пришли. «Согласись, папаша, а мы здесь станцию построим и твоим именем назовем: Ерофей Павлович! Сколько народа о тебе узнает, когда пройдет здесь железная дорога…» Улестили старика. «Валяйте, — говорит, — пишите — согласен!»
1
Альбанов — участник экспедиции лейтенанта Брусилова на шхуне «Св. Анна». В 1914 году, когда затертая льдами шхуна находилась севернее Земли Франца-Иосифа, Альбанов и двенадцать матросов покинули судно, чтобы добраться пешком по льдам к ближайшей суше. Путь был так тяжел, что до Земли Франца Иосифа дошли только двое.