— Стучат, как лошади копытами по мостовой. — Он сунул часы под подушку, но не лег, сидел в одной нательной сорочке и поглядывал на свои покрасневшие и потертые ноги: по горам ходить не так-то легко, за время тренировок Кравцов вдрызг истоптал сапоги.
— Может, отпустим Дробязко? Как ты думаешь?
— Спи, командир, спи.
— Да что ты меня укладываешь! — Он быстро оделся, подсел к Бугрову. Перед начальником штаба лежали донесения командиров батальонов о личном составе подразделений. — Ну и как? — спросил он у Бугрова. Он знал, что вчера поступило очередное пополнение, но еще не успел уточнить укомплектованность полка.
— Подходяще, — сказал Бугров. — Подравнялись до полных штатов.
— Ну-у! А с вооружением?
Начальник штаба не успел ответить: зазвонил телефон. Кравцов взял трубку. Кто-то, не называя своей фамилии, приглашал на вечер в колхозный клуб. Кравцов ничего не понял, передал трубку Бугрову. Тот, выслушав, заулыбался.
— Вечер танцев, — сказал Бугров, — местные жители решили повеселить фронтовиков. Может быть, сходим, командир?
— Воевать — так с музыкой, — засмеялся Кравцов и снова спросил: — А как же с вооружением?
— Подвезли, имеем излишек боекомплектов.
Кравцов стал интересоваться, сколько и каких видов боеприпасов получил полк и как это выглядит, если прикинуть на каждое подразделение. Бугров и по этому вопросу доложил подробно и обстоятельно.
— Александр Федорович, свет-батюшка, скажи мне, когда ты успел подбить все эти бабки? Ты же был на наблюдательном пункте, подменял меня, управлял боем?.. Вот что, свет-батюшка, приляг, поспи часика три.
— Не могу, из политотдела дивизии просили немедленно, к вечеру представить наградные листы на отличившихся в генеральной репетиции. Так что, командир, давай решать, кого и чем будем награждать.
— Да, да, ты прав, это надо сейчас решить… Но предложений от командиров батальонов у нас еще нет.
— Замполит собрал. Вот они, — показал Бугров на серую папку, в которой хранились написанные на клочках бумаги боевые донесения и реляции на отличившихся бойцов, — Замполит по ним уже высказал свое мнение.
— Так, так… Кто там у нас отличился?
Бугров прочитал список.
— Лейтенант Сукуренко, — прошептал Кравцов. Он закурил. Заметив на плите кипевший чайник, достал из чемодана железные кружки, сахар. — Чайку, Саша, не желаешь?
— У меня есть напиток покрепче.
— Неужели кофе? — Кравцов любил пить кофе и очень обрадовался, подумав, какой же молодец — приготовил ему такой подарок.
— Коньяк, командир, высшего качества. К чаю очень пойдет. И фрукты есть.
Ну ставь, шут с ним, коньяк так коньяк. Два дня отдыха, можно немного и погреться, — засмеялся он.
— Как будем пить, вприкуску с чаем или в натуральном виде? — пошутил Бугров, держа бутылку в руках. Кравцов в тон начальнику штаба заметил:
— Вприкуску, — и показал на кружки, — сюда коньяк, а чай в блюдечко. На фронте ни одна холера не действует на человека. Почему это? — И сам же ответил: — Нервы, они тебя так держат в узде, что никуда не свернешь…
Бугров выпил до дна, Кравцов только пригубил. Он взял папку с реляциями, отыскал представление на Сукуренко, подписанное командиром первого батальона, в составе которого на учениях был взвод разведки.
«Взвод лейтенанта Сукуренко действовал дерзко и стремительно. Я видел своими глазами, как лейтенант Сукуренко личным примером увлекала вперед солдат. Неподалеку рвались снаряды, два осколка пронзили лейтенанту ватную телогрейку возле плеча. Я полагал, что лейтенант ранен, послал санитара. Но лейтенант прогнал санитара прочь: «Это пустяк, я не ранена». Потом, уже на плато, тов. Сукуренко…»
Кравцов не стал читать дальше. Он знал, о чем будет сказано. Сукуренко, по существу, спасла жизнь Рубахину. Контуженный и оглушенный, разведчик чуть не попал под разрывы снарядов. Она остановила его, затем, взвалив на спину, оттащила в безопасное место.
— Твое мнение, Александр Федорович? — спросил Кравцов и отпил глоток коньяку.
— Сукуренко заслуживает такой награды.
— Н-да, — выдавил Кравцов. — Скажи мне, Саша, почему до сих пор — помнишь, мы представляли Сукуренко к ордену Отечественной войны первой степени, это было перед взятием Ялты, она тогда хорошего «языка» подарила нам, действовала самоотверженно, — почему до сих пор нет награды и нет никакого ответа? Может быть, затерялся наградной лист?
— Андрей… — сказал Бугров и умолк.
Кравцов понял: Бугров знает все о Сукуренко, но молчит, молчит по той же причине, по какой и он сам, Кравцов, скрывает тайну об этом человеке. «Интересное дело! — подумал Кравцов. — Неужели она не догадывается, что ее тайна давно известна многим? — Он вдруг поставил себя на ее место, и ему стало до предела ясным, почему она с такой жаждой стремится быть храброй и бесстрашной. — Она боится, как бы не напомнили ей об отце?.. Нет, она и без этого — отважный человек.