— «Ястребки» наши! — кричит Мухин.
Вспыхивает воздушный бой. Он длится не более трех минут. А когда сбитый вражеский бомбардировщик падает в море, Иван потрясает автоматом:
— Молодцы, свалили одного чижика-пыжика!
Чупрахин долго не может уняться.
— Хватит, разошелся! — стаскивает его с бруствера Кувалдин. — Подправь окоп. И ты без дела не стой, — обращается он ко мне, — займись нишей для боеприпасов.
Повесив автомат на грудь, Егор уходит по траншее на левый фланг взвода. Чупрахин бросает ему вслед:
— Круто Егорка берет! Но ничего, он парень, видать, с искрой в голове.
— Командир, — говорю я, вынимая из чехла саперную лопату.
— Коньяк загубил, а так, что же, солидный командир. — Чупрахин, поплевав на ладони, приступает к делу. — Люблю ковырять землю. И откуда у меня такой талант — сам не знаю.
Возвращается Беленький. Он разглядывает нас так, будто мы вернулись из преисподней.
— Целы? А бомбы? — не говорит, а ловит воздух. — А там угодило в тылы.
— Врешь! Убитые есть? — подбегает к нему Мухин.
— Не рассмотрел… Из санроты прямо сюда. И зачем так близко к передовой расположили медиков?
Вижу, вприпрыжку бежит Егор.
— Ты правду говорил: выплыла она. Смотри тут. Правдину звонил, он разрешил на часок. К ней бегу.
И, не задерживаясь, бросается назад.
— Что это с ним? Никак, немецкого генерала шлепнули? — глядя ему вслед, спрашивает Чупрахин.
— Похоже на то, — отзывается Мухин со своего места.
— Это он побежал к знакомой девушке, — поясняю ребятам.
— К бабе, и так бегать? — удивляется Чупрахин.
— Смотри, сам не так побежишь! — замечаю Ивану.
— Чупрахин ни за одной юбкой пока не бегал, — расправил плечи Иван. — Амуры за сто верст обхожу, потому как знаю, что в этой груди стопроцентная нелюдимость сидит к ихнему полу. Я к нежностям не расположен. А без нежностей какая же любовь — так, вроде этой обгорелой спички: огня не жди.
— А Машу Крылову сразу приметил, — напоминаю Ивану о докторе.
— Это хирурга-то? Ничего девушка, только она же врач. Боюсь одного — вдруг меня ранят, и я попаду в ее руки… Спаси меня, боженька, от вражеской пули и осколка, — дурашливо крестится Иван.
Вкладываю лопату в чехол. Отчетливо представляю Аннушку, ее встречу с Кувалдиным. Какая-то чертовщинка волнует сердце, волнует и щемит. На минуту перестаю замечать все, что окружает меня, вижу только одно лицо Аннушки с большими глазами, в которых сверкают живые звездочки.
…Кувалдин приводит с собой красноармейца с рыжей бородой и такими же рыжими усами, крупным носом и щербатым ртом. Он представляется нам деловито, словно пришел учить нас какому-то важному ремеслу, в котором мы совершенно не разбираемся.
— Прохор Сидорович Забалуев, — подает каждому из нас свою шершавую руку. — Значит, вот такая статья, — добавляет он, — будем вместе немчишку постреливать. — И, заметив у Чупрахина под ногами валяющийся боевой патрон, прикрикивает: — Добро топчешь, подними! Соображать надо: ведь в этой боеприпасе твоя же сила, парень! Учить вас надо!
Иван круто поворачивается к Забалуеву, с удивлением смотрит на него:
— Это ты, отец, мне?
— Не таращь глаза, подними!
— Слушаюсь, товарищ генерал! — нарочито вытягивается Чупрахин перед Забалуевым. Подняв патрон, говорит: — Скажи мне, Прохор Сидорович, на какое расстояние полетит вот эта самая «боеприпаса», если пульнуть из твоей винтовки? И может, ты ответишь заодно на такой пустячный вопрос: когда кончится вот эта канитель, которую называют войной?
Забалуев поглаживает бороду. Его взгляд останавливается на Мухине.
— Когда я был вот таким мальчонкой, — показывает он на Алексея, — первая мировая война шагала по планете. Думали, бах-трах — и кончится. Ошиблись. И вот эту боеприпасу я, брат, четыре года пулял… Добровольцем ушел на фронт-то. У самого Брусилова служил. Так что ты, паренек, мои познания не щупай. Я и сам могу пощупать тебя.
— Я не курица, — оскалился Чупрахин.
— А кто знает? В жизни, брат, иногда и человек курицей выглядит. Особенно в таком возрасте, — качает головой Забалуев в сторону Ивана, неожиданно присмиревшего.
Вечером, когда стихают выстрелы, окружаем Прохора Сидоровича и уже называем его не иначе как дядя Прохор. Расспрашиваем о первой мировой войне. Чупрахин, сбив на затылок шапку, обстоятельно допрашивает дядю Прохора об участии в ней Америки.