Чувствовать, как кто-то касается моего горло провоцирует всю темноту, которую я так тщательно замотал внутри тебя. Почему у меня ее так много, я не знаю. У Оскара было прошлое, пропитанное болью и отчаянием, воспоминания о руках мертвой матери и неглубокой могиле. Чем мне это перебить? Бабушкой, которая хорошо меня воспитала, несмотря на тот факт, что она сама убийца? Прекрасной мечтой, украденной ревнивыми и жестокими руками?
Но, несмотря на это, моя толстовка с капюшоном вполне может быть плащом смерти. Внутри я был ничем иным, кроме как сломанной куклой с одержимостью. Ты мешаешь мне найти мою Бернадетт, прошипел монстр на стоящего позади меня мужчину — скорее всего, какой-то силовик для «Банды грандиозных убийств» — пытающегося перебросить меня через плечо. Если это случится, мне не выбраться. Бернадетт узнает, что я умер в школе, истекая кровью от второго разреза на моем горле.
Если я жив, это ее осчастливит, я останусь живым.
К счастью, я с рождения был благословлен скоростными рефлексами и легкой силой. Не знаю, как или почему, но было что-то такое в моей форме, что однажды помогло создать восхитительного танцора. В том же смысле, оно сделало из меня прекрасного убийцу.
Ожидая движений моего оппонента, я в унисон извернулся своим телом вместе с его, словно мы демонстрировали какое-то темное танго на капоте машины сотрудника школы Прескотт. Мой левый кулак встретился с пахом моего нападающего. Он заворчал, но давление на моей шее не ослабло. В голове я посчитал до восьми, словно находился в середине выступление на бис. Горячий свет, жаждущая, но безликая публика, занавес.
Струна все еще обвила мою шею, въедаясь, заставляя меня истекать кровью. Не думая об этом, мое тело действовало само по себе, предвидя танцевальные движения достойной драки.
Это может быть очень красиво, не так ли? Наблюдать, как двое двигаются вместе, как одно целое? В каких-то случаях они танцуют. В каких-то борются за свои жизни. В любом случае это искусство человеческой формы, искусство движения, и, наконец, кровь.
Моя правая ладонь ударила мужчину по уху, а затем я пнул так сильно, как мог, снова попав в пах. Он упал с машины, и гаррота ослабла. Я попятился, чтобы стянуть ее, кровь заливала мои руки. Я сильно истекал кровью, но моя сонная артерия цела. Пока что. Ненавижу думать, что моя жизнь закончится, как у Дэнни Энсбрука, потонувшем в луже жестоко-красной крови.
Мужчина на земле был одет во все черное, но выглядел так неподозрительно. Всего лишь черные джинсы и черная футболка. Не примечательно. Он брюнет с коричневыми волосами, его глаза были того же света. Я бы не смог выделить его в толпе.
Расс Бауэр, один из силовиков «Банды грандиозных убийств».
Вот, кто это был.
В конце концов, я эрудированный киллер. Я запомнил каждую крупицу информации, которую удалось раздобыть нашей команде. Умение мужчины управляться с гарротой выдали его. И еще его исключительно банальное выражение лица.
Улыбка заиграла на моих губах, когда я обеими руками поднял пистолет, чтобы выстрелить. Признаю, я польщен. Если Максвелл Баррассо послал за мной этого человека, значит должно быть он думает, что я — опасен.
Ему же лучше.
Потому что я очень опасен.
Расс скользнул под машину, двигаясь так быстро, что я не потрудился спустить курок. Я стреляю только тогда, когда могу попасть, боеприпасы сильно ограничены. Вместо этого, я спрыгнул вниз и покрутился, целясь под машину и стреляя в кратчайшее мерцание тени и света.
Тогда-то и появился мой второй нападающий, гораздо менее осторожный монстр, который выглянул из-за угол с пистолетом наготове. Выдохни, Кэл. Я начинаю разочаровываться: моя единственная цель — и я имею ввиду единственную цель — это защитить Хавок. В особенности, Бернадетт. Эти мужчины тратят мое время.
Я потратил одну из своих прекрасных пуль, прострелив голову новоприбывшему. Он упал на асфальт, словно бескостная кукла. К тому моменту, как я повернулся к Рассу, то увидел, как он достает свой пистолет, балансируя на капоте машины.