— Подожди тут, Вилен, — сказала ему девушка и пошла рядом с Высоцким.
Леонид Александрович уступил ей тропинку, но она шла по траве, а тропинка, как тихий ручей, плыла меж ними.
— Может, нехорошо, что вы его покинули? — спросил Высоцкий. — Обидится.
— Да нет, — уверенно сказала Ева. — Что ему? — И тут же добавила: — Моложе меня, так нечего обижаться.
— Вы тоже молоды, — с дружеской уважительностью сказал Высоцкий. — Как раз ему и пара.
— Ого! Нет. Я уже старая. Скоро четвертая часть века минет.
— Какого? Женского?
— Нет, обыкновенного.
— Непохоже что-то.
Высоцкий будто шутил, делал вид, что все это мало его интересует, и в то же время едва находил силу скрыть те неожиданные чувства, которые начинали овладевать им.
— А парень, что там остался, кто такой? — как-то торопливо и, может, несколько неуместно спросил он. Спохватился и извинился за нескромность.
— А это Перепечка, — просто и открыто ответила Ева. — Из Голубовки, живет со мной по соседству.
Она прошла с Высоцким в самый конец улицы, за церковь, а там — и до мостика, перекинутого через канаву, выкопанную для подсушки луга. Теперь этот мостик развалился, поэтому по улице редко кто проезжал; меньше было ранней весной и в позднюю осень грязи, а летом пыли. Может, поэтому голубовцы и не чинили мостика, чтоб жить спокойнее и уютней. Дорог здесь хватало всюду, однако добрая половина самосвалов и тягачей шла раньше улицей, так как сюда на полкилометра ближе к стройкам.
Может быть, вопреки молодежной традиции в этой деревне, Ева не остановилась возле мостка, а пошла дальше.
— Я вам покажу, как тут перебраться, — сказала она Высоцкому, словно желая оправдать свое намерение пройти еще. — Тут всего две сплошные половицы, но у меня есть опыт, каждый день здесь хожу.
Она проворно, с веселой улыбкой оглянулась на Высоцкого и ровненько, хоть и расставив руки, перебежала на другую сторону. Там остановилась и стала смотреть на Высоцкого. Леонид Александрович неподвижно стоял на другой стороне мостика и будто не собирался следовать за ней. Девушка догадалась, что он любуется ею, но при всей своей непосредственности намекнуть об этом не отважилась.
— Может, вам руку подать? — громко спросила она.
— Иду, — отозвался Высоцкий и ступил на шаткие доски. До середины шел, поглядывая под ноги, а потом увидел Евину руку, протянутую ему навстречу, и чуть не бегом устремился к ней. На ходу схватил тонкие, нежные пальцы и вдруг ощутил полное равновесие, мог идти теперь даже по одной, самой ненадежной дощечке.
Ева не отнимала своей руки, когда они пошли дальше, но и это у нее выходило без всякого умысла, просто и естественно, по-товарищески. Высоцкий тоже всей душой желал только этого, хотел бы чувствовать в своей руке ласковое и доверчивое тепло всего-навсего только хорошего и чуткого спутника. Но это только мысленно, а сердце невольно радовалось от предчувствия чего-то намного большего, небывалого, неизведанного.
— Вы же будете бояться возвращаться одна, — сказал он, всерьез беспокоясь о ней.
— А я тут как дома, — успокаивала его девушка. — Еще немного провожу… Вон до стежки, что через посевы.
Так они прошли луг. Ее желание остановиться Леонид Александрович почувствовал своей ладонью, — согретые пальцы зашевелились. Ева повернулась к нему лицом, и даже в темноте светились ее чистые, большие глаза.
— Ну вот!.. Теперь вы уже на своем поле. Побегу!
— Я не пущу вас одну! — настойчиво сказал Высоцкий. — Пойдемте снова к мостику.
— Ну что вы? — запротестовала Ева, и в этом протесте также чувствовалась искренность.
Высоцкий смутился.
— Разве только несколько шагов… — согласилась девушка, должно быть поняв, что человеку стало неловко.
«Вилен же там, — вдруг вспомнилось Высоцкому. — Действительно! Как это я забыл о нем? Все у нее, наверно, там, а тут — обыкновенная вежливость, а может, даже и сочувствие к новому и уже довольно усталому человеку».
— Вы целый день были в разъездах, — будто угадывая его мысли, продолжала Ева. — Кажется, от темпа до темна. Так случалось, что я несколько раз сегодня видела вашу машину.
— Много работы, — заметил Высоцкий. Голос прозвучал безразлично, сухо. «Видно, скажет еще: иди ты скорее спать, я ради этого и провожала тебя…»
Все же дошли до мостика. Тут Высоцкий спросил без всякой надежды, но в голосе его чувствовалась твердость человека, который не хочет быть назойливым и не собирается падать духом при неудачах: