Легким толчком она закрыла дверцу. Обвела рукой большой луг, окаймленный густым сосняком. Только на самой середине его было немного воды, и там уже показывались зеленые стрелки аира. А все остальное было уже почти сухое. На лугу росла такая густая трава, что через неделю можно было б косить. И скосят, конечно, найдутся такие, что облюбуют это место. А если не скосят, то сколько всякой прелести тут вырастет! Белое болото превратится в огромный букет самых разнообразных цветов. Пчелы со всего свету слетятся сюда.
Несколько шагов Ева прошла, слегка опираясь на локоть Высоцкого, а когда увидела перед собой голубой колокольчик, побежала к нему. Сорвала цветок с длинным стебельком, нашла еще метлячок, приложила их к веточке мяты, и получился букетик. Понюхала и засмеялась.
— Вам немного лучше? — спросил Леонид Александрович.
— Все прошло, — не останавливаясь, ответила девушка, словно имелось в виду что-то совсем незначительное. — Кончилось!
Она шла то немного впереди, то рядом с Высоцким и на каждом шагу находила неожиданные для нее красоты, восторгалась ими как ребенок.
— Я так люблю все это! — призналась она. — Может, потому, что мало знакома с нашей природой. Маленькой жила в Слуцке — моя мама работала тогда зубным врачом. Там только в парк изредка бегала да на кладбище, оно было вблизи нашего дома. Потом отец бросил нас и сошелся с другой женщиной. Мама не могла этого пережить, как-то взяла меня за руку и повела на вокзал. Все вещи были уже там. Ехали мы двое суток, а мать все не говорила, куда и зачем едем. Видно, и сама не знала и не рассчитывала на хорошее, потому что всю дорогу плакала…
Ева остановилась перед раскидистой рябиной, густо усыпанной бело-зеленоватыми пахучими цветами. На ней было столько пчел, что их гудение слышно было за несколько шагов.
— Они не нападут на нас?
— Нет. У них свои заботы… Так куда вы тогда приехали? Рассказывайте!
— В Крым, — охотно продолжала Ева. — В Джанкой. Там у нас дальняя родственница жила. Так что я хотела сказать?.. Ага… Там почти никакой природы не было. Море далеко, а в городе — сушь, трава покажется и сразу же выгорает. Почему-то ни садов, ни насаждений. Был небольшой парк, так деревья тонкие, худосочные. От солнца негде было спрятаться…
…А потом я на Урале жила. Там снова в такое место попала, что не очень налюбуешься…
— Почему на Урал? Простите за любопытство…
— Долго рассказывать, но расскажу, раз спрашиваете. Мы приехали в Джанкой в сороковом году. Приютились у родственницы. Мама устроилась в городскую больницу, а через год встретился ей местный, за него она и вышла. Только вышла, и началась война — моего отчима забрали в армию. Мы остались с его родителями, уже старенькими и больными дедом и бабкой. Эвакуироваться не смогли, пришлось остаться под немцем. Помню, как эсэсовцы несколько раз выбрасывали нас из квартиры, как один налощенный квартирант стрелял в мать над головой, когда однажды она не вовремя прибрала его постель.
После освобождения Крыма пришло от отчима письмо. Он писал из госпиталя, но мы все были рады, что жив, рана хоть и не первая, но не очень тяжелая. Через некоторое время — телеграмма: ему дали недельный отпуск, чтоб навестить семью. Мы все ждали его. Старики не отходили от окон, мать и ночами не спала…
И вот как-то посреди ночи послышался стук в дверь. Я проснулась, когда мать уже вскочила с постели… Вошел человек и потребовал включить свет. Не попросил, а потребовал. Голос был незнакомый. При свете я увидела, что это военный, но не отчим. На погонах четыре звездочки — помню, что я сразу сосчитала их. Мать стоит напротив и дрожащими руками застегивает халатик, а он молчит. Около двери стоит еще один военный, без звездочек, и тоже молчит, ждет команды.
Потом тот, что со звездочками, спрашивает:
«Все тут в наличии? — Вынул какой-то списочек, проверил: я услышала — он назвал и мое имя. — Дается полтора часа! — заявляет сухо и категорически. — В два ноль-ноль придет машина. Поедете!»
«Куда?» — в растерянности спрашивает мать.
«Там скажут!».
И он ушел. Остался один солдат.
«Садитесь, — обратилась к нему мать. — Может, хоть вы скажете, куда и как нам собираться».
Солдат, помню — еще совсем юноша, прошел к лавке, сел и поставил около себя винтовку.
«Собирайтесь как в дальнюю дорогу, — неопределенно сказал он, но в голосе будто слышалось сочувствие. — Берите, что можете, хоть по закону полагается только ручная кладь».
Наверно, около часа прошло, пока все начали суетиться, собирать кое-какие вещи. Дед почему-то взял мешок и вышел из хаты. Ждали, что он принесет оттуда что-то ценное, но видим — несет дрова в мешке. Мать начала укладывать в чемодан совсем не то, что надо.