Солдат сидел, глядел на наши сборы, а потом встал и начал сам распоряжаться, что брать. Расстелил на полу одеяло и сложил туда всю лучшую одежду. Было у нас немного пшеницы — ссыпал ее в мешок. Велел взять с собою как можно больше продуктов. Когда пришла машина, сам погрузил наши узлы в кузов.
Мне часто вспоминается тот солдат…
— Я догадываюсь, — печально проговорил Высоцкий.
— Об этом мало кто знает, — снова заговорила Ева…
Через несколько лет Еве разрешили вернуться в Белоруссию, к ее тете. Но тогда уже не было в живых ни деда, ни бабушки. Мать тоже умерла — от тифа. Отчим погиб на фронте в сорок четвертом, вскоре после того, как их выслали.
Рассказав об этом, Ева незаметно отвернулась и начала внимательно разглядывать что-то на противоположной стороне Белого болота.
Высоцкий взял ее за локти и легонько повернул к себе:
— Разволновались… Откровенно говоря, я думал, что только меня не баловала жизнь… А вы пережили больше…
Ева посмотрела на него влажными глазами:
— Всё позади. Остались одни воспоминания…
Обойдя луг, они приближались к машине с противоположной стороны. Тут девушка выбрала высокое и нагретое солнцем место среди пышных ольховых кустов и легла на бок, непринужденно и беззаботно.
— Садитесь, — сказала Высоцкому.
Леонид Александрович сел, а потом лег так же, как и она.
— Устали? — спросил сочувственно и ласково.
— Нет, — тихо ответила Ева. — Не с чего было утомляться. Просто какая-то слабость на меня напала. Теперь со мной такое часто бывает.
— Может, воды выпьете?
— Спасибо. Ничего не надо. Вот полежу немного, и поедем.
Высоцкий чувствовал, что девушке нужны только покой и тишина. Никакие слова, никакие утешения этого не заменят. Он видел ее глаза, чарующие очертания свежих, слегка припухлых губ. Он слушал и как бы ловил ее дыхание, ровное, спокойное и даже счастливое. Ему хотелось верить во что-то счастливое. И чего бы не сделал он для того, чтобы покой и тишина не нарушались, чтобы Ева по-настоящему отдохнула тут под его охраной и заботой. Пусть бы и заснула. Сам тоже неизвестно сколько времени мог бы лежать вот так неподвижно и ничем не нарушать ее покоя.
…Возле реки кто-то запел протяжно и громко — голос долетел до Белого болота. Ева раскрыла глаза, приподняла голову.
— Уже? Поедем? — спросила ласково и как-то виновато. — Я, наверно, немного задремала?
— Полежите еще, — попросил Высоцкий. — Отдохните на свежем воздухе.
— Ой, мне так недостает свежего воздуха! — пожаловалась девушка. — Если б вы только знали! Иной раз дышать трудно становится и темно в глазах.
Голос от реки снова долетел сюда, еще отчетливее, чем первый раз.
— Вы знаете, кто это поет? — чуть приподнявшись, спросила Ева.
— Немного догадываюсь, — ответил Высоцкий, — я обратил внимание на машину, когда мы повернули сюда. А вы не заметили?
— Нет. Я, вероятно, в это время природой любовалась. Чья машина?
— По-моему, Жемчужного. Голубая «Победа».
— Ну вот, так оно и есть, — подтвердила Ева. — Это он и поет, его голос. Теперь он почему-то меньше поет. А прежде так даже на самодеятельность к нам приходил.
— И помогал?
— Помогал. Особенно в первое время. Ноты знает — когда-то хором дирижировал, был учителем. Мы часто говорили меж собой: вот если б нам Вячеслава Юлиановича директором клуба!
— А кого ж тогда секретарем парткома треста?
— Туда легче подобрать.
Высоцкий засмеялся, но возражать не стал.
— С ним, кажется, кто-то еще сидел в машине, — высказал он предположение.
— Возможно, Запрягаев. Они часто вдвоем ездят на рыбалку.
— А что, если увидел вас непосредственный начальник по профсоюзной линии?
— Ну и пускай, — без всякого смущения ответила Ева. — Если я чиста, то никого и не боюсь.
5
В тот вечер Высоцкий не поехал в трест, а завернул в Арабинку и поставил машину на выгоне, напротив своей хаты. Зашел к брату узнать, не было ли чего по службе, и увидел, что мать чем-то очень обижена и расстроена. Присев на кухне, внимательно выслушал ее жалобу и пошел узкой тропинкой по огороду к своей хате. Дома только подошел к письменному столу и взял в руки свежую газету, как увидел в окно, что возле его «Москвича» остановилась голубая «Победа».
Не трогаясь с места, Леонид Александрович наблюдал за теми, кто так тяжело вылезал из машины, и, когда узнал Жемчужного и Запрягаева, пошел им навстречу.