ОБЕСЧЕСТИВШИЙ СЕСТРУ
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
выношенный девой Лаппи,
уплатить налог поехал,
уплатить налог за землю.
В церковь девушки спешили,
в синих платьях веселились,
шествовали в красных юбках.
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
выношенный девой Лаппи,
стал упрашивать девицу,
улещать, увещевать:
«Сядь ко мне, девица, в сани,
мною сделанный возок,
сядь на ивовые вязки,
на плетеное сиденье».
Отвечала так девица:
«Пусть к тебе огонь садится,
пусть к тебе прострел присядет
на твои собачьи вязки,
на стоячие копылья».
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
вынянченный девой Лаппи,
ехал, уплатив налоги,
уплатив налог за землю.
По льду озера он ехал,
по Неве скользил вдоль мыса.
Девушки идут из церкви,
в синих платьях поспешают,
в красных юбочках шагают.
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
серебро им показал,
кошелек золотоустый,
ножички из серебра.
Прыгнула девица в сани,
словно лист сухой осины
или белка золотая.
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
той рукой, что в рукавице,
он держал покрепче вожжи,
той же, что без рукавицы,
прижимал девице груди,
та нога, что в сапоге,
та на дне саней лежала,
что была без сапога,
та была под юбкой девы.
Спрашивают друг у друга:
«Из какой земли ты родом,
рода-племени какого?
Знаменитого ли рода,
знатного ль происхожденья?»
Так девица отвечала:
«Родом я из той земли,
я из племени того же,
из какого — Тууриккайнен».
Жалкий парень Тууриккайнен,
выпестованный родимой,
выношенный девой Лаппи,
нож свой вытащил из ножен,
в тот-же миг разрезал сбрую,
раскромсал гужи немедля,
на коня верхом уселся,
на широкий круп гнедого,
на его крестец мясистый.
Плача он домой приехал,
кинул шлем на стол в печали,
бросил сверху рукавицы,
головою в них уткнулся:
«Ой ты, матушка родная,
дорогая, золотая,
положи еду в котомку,
мне пора бежать отсюда,
прятаться от наказанья,
от постыдного позора».
Стала спрашивать старушка:
«Что плохого натворил ты?
Не убил ли человека,
мужа ты не утопил ли?»
Так на это он ответил:
«Не было б злодейством это,
коль убил бы человека,
утопил бы я героя».
«Может, конь твой обойден
на пути-дороге в церковь?
Может, обнесен ты чашей
на пирушке в кабаке?»
«Это не было б позором,
если б конь мой был обойден,
если б обнесен был чашей
на пирушке в кабаке».
«Может, девою осмеян,
опозорен ты девицей
на постели, на подушке?»
«Это было бы неплохо,
если бы сберег я деньги,
для родимой серебро!
Переспал с сестрой своею,
плакать девицу заставил».
Он чулки надел из шелка
на свои тугие икры,
сапоги надел из Саксы
на чулочки те из шелка,
натянул штаны на бедра
поверх сапогов из Саксы.
Так отправился он в бегство,
побежал от наказанья,
от постыдного позора.
Вымя Майрикки набухло,
до земли висит у Манну —
без хозяина коровы.
Жалкий парень Тууриттуйнен
видел, сидя в можжевеле:
все настилы в Суоми гнулись,
в Вийпури мосты скрипели,
когда стадо уводили,
бычий рык и мык коровий,
ржание коней он слышал,
в Олонце коров мычанье.
Увели не за долги,
не за подати в уплату,
не налогами за землю —
за дела его собачьи,
за шутовский брак позорный.
КОИОНЕН КУЕТ ЗОЛОТУЮ ДЕВУ
Остров поделен на части,
точно вымерено поле.
Неделеною осталась,
неизмеренной полоска.
Там кузнец остановился,
Илмаринта осмотрелся.
Целый год он ставит кузню,
год второй он строит горн, г
од мехи располагает.
Наконец поставил кузню,
наконец построил горн,
на места мехи поставил.
Ийвана, сын Койонена,
шапку золотом набил,
серебром наполнил шляпу
для фигурки золотой,
для серебряной невесты.
Приказал рабам трудиться,
слугам пламя раздувать.
Бедный раб мехи качает,
слуги пламя раздувают,
Ийвана — проворней прочих.
Ждет фигурку золотую,
ждет серебряную деву.
Из огня свинья выходит,
с золотой щетиной боров.
Вся семья его в восторге,
сам же Ийвана в испуге.
Ийвана, сын Койонена,
шапку золотом набил,
серебром наполнил шляпу.
Приказал рабам трудиться,
слугам пламя раздувать.
Бедный раб мехи качает,
слуги пламя раздувают,
Ийвана — проворней прочих.
Бык из пламени явился,
из огня золоторогий.
Вся семья его в восторге,
сам же Ийвана в испуге.
Ийвана, сын Койонена,
Ийвана, сам Койойне,
шапку золотом набил,
серебром наполнил шляпу.
Приказал рабам трудиться,
слугам пламя раздувать.
Бедный раб мехи качает,
слуги пламя раздувают.
Ийвана — проворней прочих.
Ждет фигурку золотую,
ждет серебряную деву.
Конь из пламени явился,
за конем возникли сани,
на санях девица с краю.
Вся семья его в испуге,
сам же Ийвана в восторге:
с ним фигурка золотая,
с ним серебряная дева.
Вот пошли они поспать,
стал с девицей говорить,
стал расспрашивать девицу.
С пнем гнилым так говорят,
так расспрашивают камень.
Ийвана, сын Койонена,
сам себе так отвечает:
«Юноша я разнесчастный.
Золотой хотел фигурки,
ждал серебряной невесты.
Золото, морозом дышит,
зябко мне от серебра.
Не желай, мой род, вовеки
Золотой себе фигурки,
той серебряной невесты,
как я, парень разнесчастный!
Золоту в мешочке место,
в кошелечке — серебру».